Татищев

На место в Кабинете рассчитывал и Ягужинский. Но он был ненавистен многим из окружения императрицы, включая виртуозного мастера интриги Остермана. Ягужинского отправили посланником в Берлин, а его обязанности принял на себя Анисим Семенович Маслов, незадолго до этого получивший должность обер-прокурора Сената. В отличие от Ягужинского Маслов ни на что не претендовал. К делу же он относился с неизменной ответственностью и даже страстностью.

Довольно долгое время Анна чувствовала себя неуверенно в Москве и лихорадочно искала путей укрепления своего положения и ослабления вероятных противников. Расправиться одним махом с составителями Кондиций она не могла: слишком многими нитями они были соединены с широкими дворянско-бюрократическими и церковными кругами. Поэтому, с одной стороны, делается все, чтобы поссорить между собой представителей старых аристократических родов, а с другой — подобрать новых людей, не просто верных, но и хотя кое на что способных. Анне к тому же на первых порах хотелось выглядеть объективной и независимой: она любила сама выслушивать разные мнения и делать якобы самостоятельный выбор. Подсознательно она, может быть, и чувствовала, что государственный аппарат не может обходиться без таких людей, как Маслов. Как заведомый недруг Долгоруких и Голицыных был приглашен в столицу и произведен в сенаторы также Александр Иванович Румянцев, генерал-майор — отец будущего великого полководца.

Румянцев оказался слишком горячим. Он возмутился вскоре же начавшимся грабежом русской казны со стороны немцев и собственноручно отдубасил брата фаворита Анны — Карла Бирона (1684-1744), произведенного в 1730 году из подполковников сразу в генерал-майоры. В итоге угодливый Сенат приговорил Румянцева к смертной казни, замененной ссылкой в казанские деревни.

Более гибкую тактику проводил Маслов. Он не пытался вступать в борьбу с всесильными временщиками. Напротив. Он стремился использовать их в борьбе со злом. По замечанию Ключевского, Маслов был одним из тех государственных деятелей, «какие появляются и в темные времена народной жизни, помогая своим появлением мириться не с этим временем, а со страной, которая их допускает в своей жизни». Должность позволяла Маслову, даже обязывала его выявлять злоупотребления в высших сферах до Сената включительно. И его разоблачения наводили тем больший ужас на вельмож, что сам он совершенно не был запятнан в каких-либо корыстных деяниях. Люди типа Маслова нужны правителям и опасны для них, поскольку являются как бы выражением чистого государственного интереса. Для правителей же часто государственный интерес — лишь необходимая демагогическая завеса, скрывающая действия, никак с ним не согласующиеся. Пока Анна нуждалась в сведениях, изобличавших ее противников и даже приверженцев, а потому терпеливо сносила весьма решительные предложения Маслова, затрагивавшие интересы широких слоев дворянства и бюрократии. Но Сенат при закрытых дверях обсуждал возможные контрмеры против Маслова. И неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы обер-прокурор не скончался в 1735 году, в самый разгар своей весьма плодотворной административной деятельности.

Реальная власть в стране все более оказывалась в руках иностранцев. Но делалось это постепенно, дабы не разбудить у русского дворянства национальных чувств и не пробудить его к совместным действиям. Первая волна опалы была направлена против Долгоруких, более всего потерявших в глазах многих своим поведением в правление Петра II. 8 апреля 1730 года Анна распорядилась выслать Василия Лукича губернатором в Сибирь, Михаила — в Астрахань, Ивана Григорьевича — воеводой в Вологду, а Алексей Григорьевич с детьми и Сергей Григорьевич высылались в дальние деревни. Не прошло и недели, 14 апреля последовал «манифест», в котором перечислялись вины Алексея Григорьевича с сыном Иваном и братьями, а также особые вины Василия Лукича в отношении императрицы. У Алексея Григорьевича с братьями был конфискован, как писала Анна, «наш скарб, состоящий в драгих вещах на несколько сот тысяч рублей». Василию Лукичу было предписано жить в дальней деревне «безвыездно за крепким караулом». Летом 1730 года их разослали еще дальше: Алексея Григорьевича в Березов, Василия Лукича в Соловки и т. д.