Во время второй переписи, осуществленной по распоряжению тобольской администрации в связи с многочисленными доносами на Демидовых, в приписных слободах и селах населения оказалось меньше: всего 919 душ мужского пола в 290 дворах. Переписчики отметили, что «многие дворы и избы опустели за выбытием хозяев с семьями безвестно куда». Зато количество собственно заводского населения значительно возросло. На Невьянском и вновь построенном Шуралинском заводах их оказалось 910. В большинстве своем это были пришлые из разных мест.
Как истинный предприниматель Демидов безжалостно выжимал последние соки из приписных крестьян, которые разбегались от него, конечно, не от хорошей жизни. Но пришлым, работавшим у него по найму, он давал определенные льготы. Это также в большинстве были крестьяне — беглые из центральных уездов. В заводских слободах Демидова действовала целая система укрытия беглых от розыскных команд, что, с одной стороны, привлекало к нему беглых, а с другой — ставило их в полную зависимость от демидовских приказчиков.
В числе жалобщиков на Демидова были Строгановы и некоторые воеводы. Но Демидову покровительствовали любимцы Петра Меншиков и Апраксин — самые крупные казнокрады в царской администрации, умевшие следить за настроениями царя и бесцеремонно обходившие какие-либо законы. Никите Демидову благоволил и сам Петр I. Зная все это, местные власти обычно устраивали разного рода проверки, скорее для того, чтобы успокоить жалобщиков, чем действительно разрешить вопрос. Единственно серьезным обвинением против Демидова было то, что среди беглых оказались уголовные преступники и особенно беглые солдаты. Но как раз за эти-то нарушения и не слишком беспокоился Демидов, поскольку Военную коллегию возглавлял Меншиков. И местные власти услужливо обходили скользкий вопрос.
Никита Демидов и после организации металлургического производства на Урале оставался в своих тульских владениях, а на Урале вел дела его сын Акинфий (1678-1745). Как это очень часто бывает, сын уже не ощущал трудностей восхождения, зато хорошо усвоил преимущества достигнутого положения. И хотя Демидовы формально еще даже не входили в ряды правящего класса (дворянское звание было пожаловано им уже после смерти Никиты — в 1726 году, во время наивысшего взлета Меншикова), Акинфий с явным пренебрежением относился к местным властям независимо от их чинов и должностей. Татищев оказался первым, кто и от Демидовых потребовал неукоснительного выполнения законов.
Развал казенных уральских заводов происходил, конечно, не без участия Демидовых, даже самого активного их участия. Для них казенные заводы были обычным конкурентом. Акинфий вполне научился управляться с местными властями, обманывая одних, подкупая других, запугивая третьих. Татищев же с первых дней пребывания на Урале явил собою новый тип администратора. Его нельзя было подкупить, трудно было запугать и почти невозможно обмануть. Осталось убирать его силой, провоцируя его на какие-либо злоупотребления по административной линии, а также опираясь на могущественных покровителей в Петербурге.
Стычки начались сразу после первых распоряжений Татищева, предусматривавших упорядочение положения на уральских казенных заводах. Приказчики Демидова увозили с казенных рудников руду, избивали рабочих, чинили препятствия при проездах через зону Демидовских слобод. Татищев организовал как бы централизованную добычу огнеупорного камня для всех казенных заводов, а также за определенную плату и для частновладельческих предприятий («за деньги, во что обошлась добыча»). Подходя к делу с широких государственных позиций, он заботился и о подъеме частновладельческих заводов. Но демидовские люди не только не собирались платить, а, более того, изгоняли из карьера казенных мастеров, забирали добытый ими камень (карьер находился на государственной территории). Татищев доносил в коллегию о самоуправстве Демидовых и его приказчиков. Но два важных его донесения до коллегии не дошли: они исчезли в пути, как исчезло и дело о продаже Алапаевского завода. Люди Демидова не стеснялись и прямо нападать на курьеров, доставлявших почту Татищеву из коллегии. Так, у «школьника» Одинцова, возвращавшегося из Берг-коллегии с «указами и посылками», по дороге все это было отнято. Позднее по требованию коллегии виновник преступления — староста — был наказан. Но действительно направляющая все эти действия рука в поле зрения властей никак не попадала.