Татьянин дом

Много работы в запушенной оранжерее. Раньше ковыряние в земле, пересаживание хрупких побегов рассады были для нее любимым занятием. Теперь она махнула рукой на свои плантации в ящиках: найдет время ими заняться — хорошо, погибнет рассада — не заплачет. Зато двое суток с Борисом — и никого более.

В одиннадцатом часу ночи она наконец вылила последнее ведро с грязной водой и, шатаясь от усталости, отправилась принимать душ. Водные процедуры немного взбодрили, даже аппетит появился, за весь день маковой росинки во рту не было.

Татьяна делала себе бутерброд, когда услышала шум подъехавшей машины. Едва не подпрыгнула от радости — Борис решил преподнести сюрприз, подарить им лишнюю ночь. Вот он заглушил мотор. Идет к калитке — высчитывала Таня. У нее волосы распущены. Напугать его, как тогда, в первый раз? Она погасила свет. Теперь он движется к дому. Поднимается по ступенькам — она бросилась открывать дверь.

— А! — завопила Татьяна. — Наконец-то! В мои сети попалась крупная рыбка! Сейчас я ее поджарю и скушаю!

Обнять Бориса мешали какие-то ветки, закрывавшие его лицо. Таня щелкнула выключателем. Розыгрыш не удался.

Лицо Бориса и торс спрятались за огромной корзиной цветов, которую он держал перед собой. Его голос за букетом звучал непривычно глухо. Он пробормотал что-то вроде: «С радостью отдамся».

— Ты сошел с ума! — крикнула весело Таня и бросилась в дом.

В легких шлепанцах на босу ногу, в банном халате на голое тело она мгновенно продрогла в холодном коридорчике.

— Какой ты молодец, что приехал, — тараторила она.

На ходу заплетала косу, теряла тапочку, елозила ступней, находила ее и, не переставая, выражала свое восхищение. Одновременно думала о том, что цветы можно поставить в спальню, которую она приготовила молодоженам. И предвкушала: сейчас приготовит Боре вкусный ужин, долой бутерброды, они посидят у камина, обменяются новостями — за полтора дня сколько их накопилось, постелит все чистое, а утром они проснутся, вернее, встанут с кровати… может, вообще ее не покинут до вечера или следующего утра.

Корзина с цветами отделилась от его тела и была водружена на стол.

Таня захлебнулась на полуслове.

— Вы?! — изумленно простонала она.

Я! — Крылов по-хозяйски притянул ее за отвороты халата и крепко поцеловал в щеку. — Примчался на крыльях любви. Крылов на крыльях! Звучит?

От него пахло морозом, дорогим одеколоном и… совершенно отчетливо — спиртным.

— Еле нашел тебя, — говорил он, снимая пальто. — Три раза звонил твоей дочери, чтобы уточнить дорогу.

Одиннадцать ночи, он пьян. Отправить немедленно назад — еще убьется на зимней дороге. Он звонил Маришке, оповестил всех о визите. Дочь! Где твоя женская солидарность? Почему не предупредила? Завтра приедет Борис, а здесь этот загулявший купчина. От этой мысли Тане стало так плохо, что она едва не застонала. Но нельзя было терять самообладание, к тому же она вдруг увидела, на что уставился вожделенным взором Крылов — на ее грудь в треугольнике разъехавшегося халата.

Она резко затянула пояс и молча отправилась переодеваться.

Пальцы дрожали — заколка на волосах не защелкивалась, белье норовило надеться наизнанку, «молнию» на джинсах заклинило, руки не попадали в рукава свитера. Таня лихорадочно продумывала свое дальнейшее поведение. Сразу и жестко объяснить Крылову — ловить ему тут нечего. Пусть переночует, а с рассветом немедленно уматывает. Закрыть его на ключ в дальней спальне и детский горшок выдать. Если воспротивится, начнет приставать, бросить его здесь, а самой уйти к Федору Федоровичу или к бабе Стеше. Ох, сплетен будет! Два года жила — горя не знала. А в последнее время не дом, а проходной двор. Все удивлялись: как тебе там не страшно одной? Вот они страхи и начались. То бандиты, то пьяные мужики.

Крылов расположился в малой гостиной у бара.

— Я себе водочки с морозца, — сообщил он. — А тебе что налить?

— Владимир Владимирович, мы с вами на «ты» не переходили. И я хотела бы уточнить цель вашего визита.

Татьяна стояла, он сидел. Пил водку и закусывал маленькими солеными огурчиками — значит, уже и в холодильник заглянул.

— Мою цель, — он широко улыбнулся, — ты же понимаешь, можно уточнить только в кровати под одеялом.

Татьяна оторопела от такой наглости.

— Вы!.. Как вы!.. С чего вы… — заикалась она возмущенно.

— Брось! — Крылова нисколько не смутила ее реакция. — Ты мне сразу понравилась. Нет, первый раз я тебя увидел не здесь. На каком-то приеме. Я тебя отметил. Есть женщины, их мало, которые сохраняют девичью непосредственность. В жестах она, в смущении, в улыбке — черт знает в чем, но это сила! Я нимфеток не люблю. Мне нравятся зрелые женщины с этакой детской изюминкой.

Татьяна стояла и слушала, как он разбирает ее. Словно покупатель на Птичьем рынке оценивает достоинства понравившейся зверушки. Зверушка правом голоса не обладает. Крылова, и это было поразительнее всего, совершенно не волновал тот факт, что Татьяна может не испытывать взаимности. Она так и сказала:

— К сожалению, не могу ответить вам взаимностью.