— Ну! — в один голос воскликнули все. — Кто же гнался? Татары?
— Какой татары! Я за ним гнался! Ведь убег он от меня, собачий сын, не при тебе, боярин, будь сказано! — с сердцем произнес Прошка:
— Убег от тебя, говоришь ты? — удивился князь.
— Как же! Хотел, видно, домой удрать, да попал вон куда. И скажу я тебе, Данило Андреевич, не в гневе: давай ты мне какие хошь службы, все справлю, только чтоб трусов таких на поводу не вести.
— Так вот что, брат, про тебя я слышу! Следовало бы тебя выпороть сейчас, да Бог с тобой — на сей раз прощу: ты сам себя наказал довольно. А другой раз берегись! Не пощажу! Прикажу выпороть жарко! И так будет до тех пор, пока я из тебя трусость твою проклятую не выбью. Понял ты меня, али от страха и ума совсем лишился? — спросил Миколку Данило Андреевич, полусердясь-полусмеясь. — Теперь, поди, пообчистись да поешь. Тебе все укажут холопы мои, чай, их не забыл? Ступай! А ты, Прошка, иди ко мне в шатер да перескажи, что дома у меня деется. Просто душа вся изныла.
Прошка последовал за боярином, а Миколку повели в шалаш знакомые ему князевы холопы, все еще не переставшие смеяться над трусостью выкреста.
III
Татары близко
Уже с весны прошлого года до царя доходили слухи, что крымцы готовятся к набегу. Ему не раз доносили воеводы, что их люди видали в степи пыль великую, либо обильную сакму [28]. Бывали не однажды и легкие стычки с татарскими наездниками, в большинстве случаев удачные для русских. Царь тревожился, держал войско наготове и часто, вместе с царевичем Иваном, выезжал из стольного города в Серпухов, чтобы на случай быть ближе к месту действий. Но слухи понемногу смолкали, легкие татарские отряды, сразившись с русскими, исчезали в степях, и дело кончалось пустяками. Так прошел весь 1570 год и часть следующего в тщетных ожиданиях вторжения крымских полчищ. Давлет-Гирей хотя стал присылать к царю все более и более дерзкие письма, хотя грозил в них и требовал себе двух татарских царств — Казани и Астрахани — однако, по-видимому, не отваживался напасть на Русь. Иоанну надоело ждать, и он распустил, если не все, то добрую половину войска. Тут-то и грянул удар, неожиданный как для царя, так и для его воевод и советников. Давлет-Гирей со стотысячной ратью вторгся в Русь и с большой поспешностью шел к Оке.
Весть эта застала Грозного в Серпухове.
Царские воеводы с имевшимся войском пошли к Оке, чтобы помешать хану совершить переправу, но Давлет-Гирей, избегнув встречи с ними, переправился и шел к Серпухову.
— Государь! Царь, крымский за реку перевалил и сюда идет, — вбежав в палату, где сидел Иоанн, произнес Василий Иванович Темкин.
— А что же воеводы? — спросил царь, слегка бледнея.
— Опоздали, государь! Крымцы обошли их!
— Ну, да! Всегда так, всегда! Все у них неладно! — проговорил царь гневно. — Это верноподданные! Это слуги царя! Наемники они!
Василий Иванович безмолвно слушал гневную речь царя.
— Хорошо же! — продолжал Иоанн, помолчав, — если они не сумели остановить ворога, так я сам поведу войско… Тогда увидим, устоит ли басурман! "Мы, говорят, бояре, надежда царская!" Ан, смотришь, как пришла нужда, как настало время такое, что нельзя на словах одних выезжать, а показать себя надо на самом деле, так все они и головы потеряли… Вот те и надежда! Вот те и опора царская! Видно, хана-то задержать потяжелее будет, чем к царю с советами лезть да не в свое дело соваться! Ну, да ладно! Сам все без них устрою. Вели-ка, Василий, всей опричне снаряжаться: с нею я, с дружиной моей верною, пойду супротив татар, а бояре пусть другими полками начальствуют. Приспело, стало быть, время либо лечь костьми за царство свое либо спасти его от поганых. И я себя не пощажу, живот свой положу за землю родную! Бог дал мне царство, и Ему Единому ответ дам за все… Паду за родину, искуплю свои прегрешения, — говорил Иоанн.
Лицо его приняло иное выражение, не грозное, как за минуту перед этим, а умиленное; на глазах виднелись слезы. Видимо, все, что он, проговорил, было искренно.
Выслушав приказ царя, Темкин, однако, не спешил его исполнить и по-прежнему стоял перед царем, слегка покашливая, прикрыв рот рукою, и искоса посматривал на Иоанна.
— Что же ты стоишь? — удивленно спросил его Иоанн. — Аль думаешь, как и те, что еще время терпит!
— Нет, государь, не потому… Есть еще вести, — ответил Василий Иванович.
— Какие? О татарах все?
— Нет, о наших, да и крымцах вместе.
— Вот как! Ну, что же, говори, послушаем, да и в поход.
— Плохие вести, государь, — медлил с окончательным ответом Темкин.
— Плохие? — насторожился царь. — Что же, побили татары наших, что ли?
— Нет, хуже.
— Да говори, не тяни! — крикнул царь гневно.
— Изменники отыскались. Передались хану…
— Измена! Опять измена! — прошептал Иоанн, и взор его померк. — Всюду и везде! Кто же такие, говори! — тихо спросил он боярина.