ТАСС уполномочен заявить…

– Теперь вот что, Игорь… Никто из наших не встречал в «Хилтоне» русских эмигрантов? Может, к ним кто обращался – ну там водка, сувениры, пластинки…

– В «Хилтоне» всего человек шесть белых работают, Виталий Всеволодович, остальные африканцы. Бармен, я знаю, белый, француз, Жакоб его зовут, шпион, сукин сын, всем служит, невероятного шарма парень, потом там у них есть белый метрдотель, Линдон Уильямс… Больше не знаю, право…

– Вы с Глэббом на приемах раскланиваетесь?

– Конечно.

– Когда у нас предвидится коктейль или прием?

– В субботу.

– Надо бы проследить за тем, чтобы Глэббу отправили приглашение.

– Хорошо. Вы об этом попросите?

– Зачем? Я тряхнул стариной, приехал, ибо на фронте был военкором… Вы уж этим озаботьтесь, ладно? И познакомьте меня с Глэббом.

– Но он же знает, кто я.

– Ну и что? Прекрасно.

– Прекрасно-то прекрасно, но ведь он, думаю, может догадаться о вашей нынешней профессии. Визг в прессе поднимут…

– Пусть не лезут к нашим людям – дома ли, здесь ли, за границей – мне тогда незачем будет сюда ездить, – жестко сказал Славин. – Они же начинают первыми, они – подкрадываются к тем проблемам, которые входят к прерогативу государственной безопасности. Пусть не лезут к нашим, – повторил Славин, – мы тогда будем сидеть в Москве.

– Так прямо и объяснить? – Дулов улыбнулся.

– А что? Зачем темнить? В конспирации тоже следует соблюдать меру.

– Попробуем.

– Парамонов, кстати, никогда на приемах не бывал?

– Нет, Виталий Всеволодович, он же не дипломат…

– Случайность исключается?

– Исключается, – убежденно ответил Дулов и вздохнул. – Особенно при вашей смете, каждая бутылка на счету.

…Вопросы Славина, правду сказать, Дулову не понравились – лобовые вопросы, без игры, несколько отдают схемой.

Ответы Дулова, однако, Славину понравились; он любил людей, которые умели отстаивать собственную точку зрения, несмотря на то что – тут от интонации много зависит – лучше бы для него было подстроиться под приезжего, особенно такого звания и уровня.

«Центр.

Что известно о Парамонове? Сообщал ли он кому-либо о факте его задержания полицией? Если сообщал, что именно? Существуют ли в Центре данные о русской эмиграции в Луисбурге? По моим сведениям, здесь проживает около сорока человек.

Славин».

«Славину.

Данные о русской эмиграции весьма незначительны, поскольку в Луисбурге нет клуба эмигрантов. По неподтвержденным данным, в Луисбурге живет некто Хренов Виктор Кузьмич (Кириллович), бывший власовец, участвовал в боях за Вроцлав (Бреслау). Точное место проживания неизвестно, однако, по сведениям трехлетней давности, он снимал номер в отеле возле вокзала. Известно также, что одно время в Киле он жил игрою на бильярде, имел кличку От двух бортов в середину. Поскольку мы не располагаем данными о том, добровольно ли он пошел к Власову или был принужден к этому, соблюдайте максимум осторожности, если запланировали встречу. Сведений о его связях с разведслужбами не имеем, но известно, что в Киле он принимал участие в грабежах.

Центр».

Константинов

Проскурин разложил перед Константиновым на большом, темного ореха, столе десять листов бумаги, на которых были напечатаны наименования министерств и ведомств, так или иначе связанных с поставками в Нагонию.

Константинов бегло проглядел страницы и несколько раздраженно заметил:

– А еще конкретнее можно?

Проскурин пожал плечами:

– Я сделал прикидку. Круг сужается. Остается всего несколько человек.

– А сколько из них имеют доступ к секретным документам?

– Двенадцать.

– Установочные данные подготовлены?

– Да.

– Что-нибудь настораживающее есть?

– У меня ни к одному из них нет претензий.

– Претензий? – переспросил Константинов. – И не может быть претензий к советским людям. Или факты, или – ничего.

– Я исходил из наших сегодняшних критериев.

– А вот что касаемо критериев – так они постоянны. Где материалы об этих людях?

– Трухин перепечатывает.

– Когда закончит?

– Думаю, к обеду.

Константинов вскинул голову на Проскурина и повторил:

– Когда закончит, я спрашиваю?

– К четырнадцати ноль-ноль.

– Спасибо.