ТАСС уполномочен заявить

— Не было бы третьего? — вопрошающе глянув на Глэбба, сказал Славин. — Так вот. Помните, в Нюрнберге проходил по делам СС некто Вильгельм Шанц?

— Не помню.

— Мы, американцы, нация без памяти, — заметил Глэбб. — Тяжелая память мешает жизни, она подобно болячкам на ранах — гноится…

— Если бы мы потеряли двадцать миллионов, память была такой же, — заметил Пол. — Я не помню Шанца, наверное, это из палачей низкого ранга?

— Да. Экзекутор. Мы доказали его участие в сорока семи ликвидациях…

— Что такое «ликвидация»? — спросила Пилар. — Если про жестокость, то не надо, Вит, и так слишком много горького в мире…

— «Ликвидация» у них означала поголовное уничтожение жителей деревни или городка, начиная с младенцев и кончая больными.

— Это во время борьбы против партизан? — спросил Глэбб.

— А что — это служит оправданием? — Славин подвинул свой стакан Пилар, и она сразу же налила ему джина.

— Можно, я положу лед рукой? — спросила она.

— Конечно, — ответил Славин, продолжая смотреть в глаза Глэббу. — Так что же, Джон, борьба с партизанами может служить оправданием такого рода ликвидаций?

— Ну, конечно, нет, Вит. Я уточнял — всего лишь. Зверства наци отвратительны.

— Так вот, мы изобличили этого самого Шанца; он жил в Канаде, но его нам не выдали, и он исчез. А потом проклюнулся в Гонконге, с американским уже паспортом…

— Да нет же, — поморщился Глэбб. — По-моему, он там подвизался с каким-то никарагуанским или гаитянским картоном. Я убежден, что он не стал гражданином Штатов.

— Да? Ну что ж… Это хорошо… Так вот, когда в Гонконге, лет десять назад, случился скандал — на аэродроме захватили группу китайских мафиози с героином, — этот самый Шанц организовал бегство из города какой-то португалки или испанки, кажется Кармен, такой же красивой, как наша очаровательная Пилар, и угрохал того человека, который взял на себя вину. Он и мистер Лао, нет, Джон?

— Почему вы меня спрашиваете об этом?

— Ты же работал в Гонконге, — пожал плечами Пол. — Поэтому он и спрашивает.

— Я там работал наездом, несколько недель, чисто коммивояжерский бизнес.

— Тогда понятно, — сказал Славин. — И конечно, вы не знали тамошнего представителя ЦРУ, он же был замешан в скандале, его как-то погасили, этот скандал, но угли тлеют, Джон, угли тлеют. Как, Пол, интересно раздуть эти угли?

— Как вам сказать… Кое-что есть, но для настоящего скандала маловато…

Глэбб снова громко рассмеялся, хотя лицо его — Славин это видел — было напряженно до предела.

— В нашей стране популярны суперскандалы, Вит. То, что вы рассказали, — будни, скучная пародия на «Крестного отца».

— Что значит суперскандал? — спросил Славин.

— Когда алкоголичка жена, — ответил Пол, — когда муж — гомосексуалист и понуждает сестру к сожительству с выгодными ему людьми, когда у миллионера сын вступает в компартию, когда взятка превышает сто тысяч баков — это куда ни шло. Лучше бы всего, правда, что-нибудь про шашни президента с концернами — это проходит, это нравится соперникам, особенно потенциальным.

— Жена есть, — ответил Славин, обернувшись к Джону. — В этой истории есть жена. Наркоманка. Состоит в кровном родстве с мужем — попросту его племянница. Дочь нациста. Сама была участником дела. Как?

— Давайте имена, — ответил Дик. — Это я распишу так, что дым поднимется, и сделаю на этом не столько деньги, сколько имя — меня ведь забыли, у нас забывают тех, кто дрался с наци, сейчас помнят тех, кто бичует безнравственность такого рода, о которой рассказали вы. Вступаю в дело, не интригуйте.

Славин обнял Глэбба за плечо, шепнул ему:

— Поинтригуем, Джон? Или откроем часть карт?

Пилар сделала большой глоток вина и ответила:

— Я бы на вашем месте чуть-чуть поинтриговала.

— Согласен. Теперь слово за Полом — что он знает о Зотове? Меня в госпиталь не пустили и во встрече отказали. Давайте-ка, Пол, вашу версию, а я ее потом подкомментирую, нет?

— Слушайте, Вит, с этим русским пока все не понятно, меня…

— Вам непростительно, — перебил Славин, — говорить «с этим русским».

— Как у вас это называют? «Великодержавным шовинизмом»? — улыбнулся Пол. — Не сердитесь, у меня плохо с произношением русских фамилий.

— Никогда не признавайтесь в этом, Пол, вас обвинят в низком профессионализме, газетчик должен знать имена своих противников — даже если они трудно произносимы. Мы, например, хорошо помним имена наших врагов.

— Я не считаю Зотова противником, — сказала Пилар. — Он просто выполнял свой долг.

— Кем это доказано? — Глэбб пожал плечами. — Мы живем не в тоталитарной системе, его вину надо подтвердить уликами. Передатчик — это не улика. Вполне могли подбросить.

— Верно, — согласился Славин. — Сегодняшняя «Ньюс» написала об этом деле вашими словами.

— Да? — удивился Глэбб. — Что ж, молодцы, я, признаться, не читал.

— А это что? — Пол кивнул на «Ньюс», лежавшую на столе; комментарий о Зотове был подчеркнут красным карандашом.

— Это читала я, — ответила Пилар. — Я обеспокоена судьбой Зотова и готова сделать все, чтобы ему помочь.

— Но как? — спросил Глэбб. — Я тоже готов помочь ему. Как?