ТАСС не уполномочен заявить…

А я — урожденная Гаврилова! Так и вижу этого своего прапрадедушку, которого звали Гаврилой и который дал начало всему нашему роду. Стоит он, босенький и в потертой косовороточке, бородатый-бородатый, сохатый-сохатый и дремучий-дремучий рядом с плугом… И всё шлет мне свои приветы. Видать, я у него самая любимая внученька — пра-пра-пра… Дедулёк, отстань уже, отвянь. Что ж ты так ко мне привязался? Уж сколько колен-поколений с тех пор сменилось! Твоя внученька образованная, интеллигентная (хоть, интеллигентка всего во втором поколении). Я ни какая-нибудь там девка деревенская ширококостная. У меня длинные пальчики на ручках, изящное запястье, а щиколотка такая тонюсенькая, что, когда я иду на каблучках, то впечатление такое, что покатываюсь на шарнирах, и ножка вот-вот переломится. Я даже болею болезнью, которой болели благородные барышни в прошлые века — «бледная немочь» называется. И нравятся мне исключительно аристократические вьюноши… И сватаются за меня польские шляхтичи, наследники давнего дворянского рода. Как же его фамилия…

Лариса замолчала.

— Ой, я же замуж выхожу…

Она встала и подошла к зеркалу.

— Стерпится — слюбится. Не ты первая — не ты последняя. Он меня любит… Он хороший, Аристаха, Аристаша. Я привыкну. Стерпится — слюбится…

Женщина покрутилась перед зеркалом.

— Да и ты невеста не первой молодости, не первой свежести. Приехали, приплыли. Чего уж там. Будь счастлива, что тебя хоть кто-то любит…

Она села на тахту. И опять приложилась к горлышку бутылки из темно-зеленого стекла.

И тут ее вновь настигла боль, когда она вспомнила итальянца.

— И получается, я — дура, которая свела их вместе. Как там в песенке поется: «Не заводите вы, девчоночки, подруженьку-красавицу. А то иначе ревностью ваш каждый день отравится». Известно это. Только вот она об этом узнает последней. Да и сама она тоже не лыком шита! Но рядом с Ларкой всё меркнет… Потому что она — богиня, сошедшая на берег из морской раковины… Но, ведь, и правда, невозможно хороша. И она гордилась, что у нее такая подруга… Ну, уж нет. Теперь — никаких подруг. Теперь она будет, как эта некрасивая и мерзкая китайская императрица Ци Си из династии Цин, которая уничтожила всех красивых наложниц и служанок в окружении императора, чтобы ему и в голову не пришло, что кто-то может быть лучше ее.

Как же ей тошно!

Лариса вдруг усмехнулась, вспомнив о помощнице итальянца — Симоне. Уж она-то актрисульке кровинувшки попортит. Она просто так не отдаст даже то, что ей не принадлежит.

Ах, если бы раздосадованная женщина могла знать, какую роковую роль сыграла эта же самая Симона вчера в ее жизни! Но ей не суждено было узнать этого никогда…

Лариса приподняла бутылку, побултыхала содержимым и допила напиток до остатка.

— Ну, вот теперь всё. Теперь «руки в ноги» или «ноги в руки». И — контрастный душ. Пока родители не приехали. Они не должны видеть тебя в таком разобранном виде.

В заторможенном состоянии она пошла на кухню, выбросила в помойное ведро опорожненную емкость из-под шампанского и направилась в ванную комнату.

Когда, обмотав голову полотенцем, она ложилась в постель, служебная машина отца уже подкатывала к домашнему подъезду.

Перед тем, как вырубиться окончательно, затуманенное сознание Ларисы выдало ей загадку на спортивно-футбольную тематику. Этот вид спорта она не любила и не понимала, но какие-то возгласы болельщика-отца иногда долетали до ее слуха.

«Если два тайма мы уже отыграли, — подумала, засыпая, женщина, — то, что еще остается в футболе? Какое-то дополнительное время и еще — пенальти — что-то вроде штрафного удара. Ну, положим, дополнительное время нам дано, чтобы прийти в себя немного перед свадьбой. А что такое будет свадьба применительно к данной теме»?

И свадьба ей явилась в образе штрафного удара, который она почему-то по ошибке забивала в свои собственные ворота. То ли это ей уже снилось, то ли это была еще явь, подернутая пеленой шампанского…

Спустя какое-то время ее опять разбудил отец, который вошел в незапертую комнату.

— Да что ж ты мне поспать не даешь в мой выходной день, — опять заканючила Лариса.

— Ты, что ли, одна бутылку шампанского выдула? — строго поинтересовался родитель.

— Да половина пролилась, — соврала дочка. — А, хоть бы, и выдула. Что — нельзя холостяцкую жизнь проводить? Имею право.

— Ох, гляди, Ларка. Не дури. Хочу с тобой серьезно поговорить.

— Я вся внимание.

— Тебе такой мужик достался… Ты даже сама не понимаешь еще, какое счастье на тебя свалилось…

— Вот ты за меня всё понимаешь, а я, значит, не понимаю, — усмехнулась Лариса.

— Мне со стороны виднее. И с позиции моего возраста. Вот, не дай бог, чего-нибудь накарулесишь, не дай бог… Так, ведь, потом локти себе пообкусаешь. Поэтому давай уже это свое — «шило в заднице» — прекращай… Успокаивайся.

— Интересно, от кого это «шило» мне по наследству досталось? — не без ехидства спросила дочь.

— Ну, положим, от меня, — вздохнул отец. — Но так я, всё же, мужик.