Тарзан неукротимый

Тарзан шел теперь фута на два впереди, так как тропа сузилась. Берта Кирчер осторожно вытащила пистолет. Одного выстрела было бы достаточно, с такого короткого расстояния она не могла промахнуться. Размышляя таким образом, она, тем не менее, невольно любовалась атлетической фигурой Повелителя джунглей, его гладкой смуглой кожей и всем его обликом, которому мог бы позавидовать любой из древнегреческих героев.

Волна внезапного чувства охватила ее. Нет, она не могла этого сделать, однако было необходимо освободиться и захватить медальон. Берта Кирчер взмахнула пистолетом и, почти вслепую, что было сил ударила Тарзана рукояткой по затылку. Как подкошенный, он рухнул на землю.

VI. ВОЗМЕЗДИЕ И МИЛОСЕРДИЕ

Часом позже Шита-пантера охотилась и случайно взглянула на голубое небо. Ее внимание привлек Ска-гриф, медленно кружившийся над кустом примерно на расстоянии мили. Целую минуту желтые глаза следили за полетом отвратительной птицы. Они видели, как Ска нырял и взмывал вверх в зловещем кружении. Движения Ска были понятны Шите. Она догадалась, что гриф парит над кем-то живым: либо над зверем, пожирающим добычу, либо над умирающим животным, на которого не решается напасть. В любом случае для Шиты это означало мясо, поэтому осторожная кошка двинулась окольным путем, мягко ступая своими низкими с подушечками лапами. Ее движения были бесшумны, ни птица, ни жертва не должны заметить ее приближения. Затем, принюхиваясь к каждому дуновению легкого ветерка, Шита-пантера осторожно поползла вперед. Вскоре ее острый нюх уловил запах человека – Тармангани.

Шита остановилась. Она не охотилась на людей, до этого она избегала неприятного соседства, но в последнее время начала привыкать к людям, потому что на ее охотничьей территории появилось много солдат. Солдаты распугали всю дичь, и Шита была ужасно голодна.

«Видимо, Ска решил, что этот Тармангани беспомощен и уже находится на грани смерти, иначе не кружил бы над своей жертвой с такой настойчивостью», – подумала Шита. Выйдя из густого кустарника, она со злорадством и жадностью уставилась своими желто-зелеными глазами на тело полуобнаженного гиганта Тармангани, лежащего лицом вниз на узкой тропе.

* * *

Нума, насытившись, схватил обглоданную тушу лошади Берты Кирчер за шею и оттащил в кусты. Затем направился на восток к своему логову, где оставил самку. Наевшись, он думал только об отдыхе и шел не таясь, ступая величественно и смело. За поворотом тропы он увидел странную сцену: к лежащему лицом в пыли неподвижному Тармангани осторожно подкрадывалась Шита-пантера. Нума внимательно вгляделся в полуобнаженного гиганта и узнал его. Лев издал тихое рычание-предупреждение: это был его Тармангани. Положив лапу на спину Тарзана, Шита резко обернулась, чтобы взглянуть на непрошенного гостя.

О чем думали эти звери? Кто может сказать? Пантера, казалось, взвешивала, стоит или не стоит вступать в схватку, чтобы отстоять добычу. А Нума? Может, им овладела мысль о праве собственности? Тармангани принадлежал ему, или он – Тармангани? Разве не великая белая обезьяна унизила его и подчинила себе? Но, с другой стороны, он же и накормил его? Нума вспомнил страх, который испытывал перед человеком-обезьяной и его острым копьем, но у животных страх вызывает скорее уважение, нежели ненависть, поэтому Нума признал, что уважает человека, заставившего его испытать страх.

Нума не собирался нападать, но вид Шиты, осмелившейся оспаривать его права, разжег в нем ярость. Его глаза налились злобой, хвост нервно вздрогнул, и с устрашающим рычанием лев бросился на противника.

Атака была столь стремительной, что Шита не успела ни убежать, ни увернуться. При первом же ударе Шита была сокрушена, и, хотя она успела упасть на спину, намереваясь распороть когтями задних лап брюхо льва, Нума опередил ее, через секунду могучие челюсти сомкнулись на горле пантеры, и все было кончено. Лев встал, встряхнулся, взглянул на изувеченный труп Шиты. Его лоснящаяся шкура на боку была поцарапана, и хотя рана оказалась незначительной, вид крови привел победителя в бешенство. Он схватил труп своего врага и бросил его в сторону. Затем Нума подошел к неподвижному телу, обнюхал его с головы до ног, перевернул лицом вверх и лизнул шершавым языком.

Тарзан открыл глаза. Над ним возвышался огромный лев, его горячее дыхание било в лицо, шершавый язык лизал щеку. Человек-обезьяна часто оказывался на волосок от гибели, но никогда еще смерть не стояла так близко. Однако, постепенно приходя в себя, Тарзан начал узнавать льва и понял, что тот не собирается нападать, по крайней мере, сию минуту.

Положение человека-обезьяны было затруднительным. Нума стоял над ним, широко расставив лапы. Чтобы приподняться, нужно было оттолкнуть льва, а позволит ли он это сделать – оставалось неясным. Ведь зверь мог считать человека уже мертвым, и в этом случае малейшее движение давало повод для нападения.

Тарзан устал ждать. Кроме того, ему не давала покоя мысль о шпионке, которая так подло обманула его и скрылась.