Тарзан и его звери

Оба дикаря, Кавири и Мугамби, лежали у входа в хижину. Когда в джунглях послышались неистовые крики, они посмотрели друг на друга, и Кавири с плохо скрываемым страхом спросил:

– Что это такое?

– Это бвана Тарзан и его команда, – ответил Мугамби, – но я не знаю, что они делают; может быть, они пожирают твоих беглецов!

Кавири содрогнулся и с тревогой посмотрел по направлению к джунглям. За всю свою жизнь в диких лесах ему ни разу не приходилось слышать такого ужасающего крика.

Ближе и ближе слышались эти вопли. К ним примешивались испуганные крики женщин и детей. Минут двадцать продолжался этот ужасающий хаос диких звуков, пока кричавшие не приблизились на расстояние брошенного камня. Кавири встал и хотел бежать, но Мугамби схватил его и не пускал – таково было приказание Тарзана.

Еще минуту спустя из джунглей выскочили насмерть перепуганные дикари и бросились спасаться в своих хижинах. Они бежали словно испуганные овцы, а позади них шли Тарзан, Шита и страшные обезьяны Акута и погоняли беглецов.

Тарзан встал перед Кавири со своей привычной спокойной улыбкой и сказал:

– Твой народ вернулся, и теперь ты можешь выбрать гребцов, которые должны меня сопровождать.

Дрожа и шатаясь, Кавири пошел созывать свой народ из хижин, но никто не отозвался на его зов.

– Скажи им, – приказал Тарзан, – что если они не выйдут, то я вышлю за ними свою команду.

Кавири исполнил приказание; спустя очень короткое время, все обитатели селения вышли на улицу. Они дрожали и вращали широко раскрытыми испуганными глазами.

Военачальник торопливо указал на двенадцать воинов. Их он избрал для сопровождения Тарзана. Несчастные почти побелели от ужаса при одной мысли, что им предстоит сидеть рядом со страшными обезьянами и пантерой в узкой пироге. Но Кавири заявил им, что другого выхода все равно нет и что бвана Тарзан будет преследовать их со своей страшной командой при первой попытке бежать. Тогда они послушно и угрюмо направились к реке и заняли места в лодке.

С чувством большого облегчения Кавири следил, как лодка удалялась вверх по реке от его селения и, наконец, исчезла.

* * *

Прошло три дня. Странное общество плыло все дальше и дальше в глубь дикой страны, лежащей по обе стороны Угамби – этой почти не исследованной еще реки.

По дороге троим из двенадцати воинов удалось бежать, но так как некоторые из обезьян научились управлять веслами, то Тарзана не очень смущала эта потеря.

Они, конечно, продвинулись бы быстрее, идя пешком по берегу, но Тарзан думал, что на лодке ему будет легче держать свою дикую команду в повиновении. Два раза в день они высаживались на берег для охоты, а ночь проводили или на берегу, или на одном из многочисленных островков, которыми была усеяна река.

Всюду при их приближении туземцы бежали в паническом страхе, и Тарзан находил на своем пути лишь покинутые селенья.

Его это тревожило и приводило в смущение.

Ему крайне необходимо было навести справки у какого-нибудь дикаря, живущего на берегу реки, но благодаря исчезновению жителей до сих пор это ему не удавалось.

Видя, что ничего другого не остается, он решил высадиться и идти в одиночестве по берегу с тем, чтобы его команда следовала за ним в лодке. Он объяснил Мугамби свое намерение и приказал Акуту следовать указаниям чернокожего.

– Я присоединюсь к вам через несколько дней, – сказал он, – я должен идти вперед, чтобы найти того белого человека, о котором я рассказывал тебе.

На следующей же остановке Тарзан остался на берегу и вскоре скрылся из глаз своей команды.

Первые селения, встреченные им на пути, были также покинуты обитателями, так быстро распространилась весть о лодке со страшной командой. Но к вечеру он подошел к поселку, состоящему из многочисленных тростниковых хижин и обнесенному грубым частоколом. Этот поселок не был покинут. Здесь было налицо около двухсот туземцев.

Расположившись в ветвях гигантского дерева, которое свешивалось над частоколом, Тарзан увидел женщин: они готовили ужин.

Обезьяна-человек терялся в догадках, каким образом войти в сношения с туземцами, не пугая их и не пробуждая в них дикой наклонности сейчас же вступить с ним в бой. Теперь, когда ему каждый день был дорог, у Тарзана не было ни малейшей охоты вступать в борьбу с каждым племенем, встретившимся ему на пути.

Наконец, его осенила оригинальная мысль. Убедившись, что он был хорошо скрыт листвой от взглядов туземцев, он закричал так, как кричит разъяренная пантера. Ему был хорошо знаком этот крик. Намерение его было достигнуто: внимание всех жителей поселка обратилось к нему.

Уже становилось темно, и взгляд дикарей не мог проникнуть сквозь густую зелень, скрывавшую обезьяну-человека. Увидев, что он возбудил их внимание, Тарзан издал еще более пронзительный крик, а затем почти бесшумно спрыгнул на землю и быстро подбежал к воротам деревни.

Здесь он начал стучаться в ворота, крича на туземном языке, что он пришел как друг и просит пищи и ночлега.

Тарзан хорошо знал характер чернокожих. Крики пантеры напрягли их нервы до крайности, а неожиданный ночной стук в ворота еще более усилил их страх.