Таким образом, только после вступления в соприкосновение с аванпостами русских войск удалось определить, где расположились главные силы Кутузова. 26 сентября Наполеону было сообщено, что русские армии находятся на Старой калужской дороге, в одном переходе от Москвы. Такое близкое положение к разбросанным вблизи города частям Великой армии, при учете начавшегося давления на коммуникационную линию, было для войск Наполеона опасным и нетерпимым. Однако французский император, стремившийся дать отдых своим войскам, не решился выступать всеми силами против Кутузова. Он был уверен, что русские армии начнут отходить, если авангард перейдет в решительное наступление. Поэтому Наполеон, передав под командование Мюрата 5-й армейский корпус и 3-й корпус кавалерийского резерва, приказал ему напасть на русские войска и отбросить их на несколько переходов от Москвы. Бессьер, с оставшимися в его сводном корпусе силами, должен был находиться на Старой калужской дороге в качестве резерва отряда Мюрата, на который авангард мог бы опереться в случае необходимости. Если бы Кутузов решил защищать занятую им позицию, то Наполеон был готов оставить Москву и лично повести войска против русских армий[49].
С этого времени противоборство между противниками начинает набирать свою силу. Взаимные любезности и мирное урегулирование отношений были оставлены позади. Вновь в авангардах загремели орудия и начались кровопролитные схватки. 27 сентября Милорадович, находившийся с арьергардом при деревне Красная Пахра, сообщил П.П. Коновницыну, что расположенные у Десны аванпосты вступили в перестрелку с неприятелем. Тогда же Остерман-Толстой, прикрывавший дорогу на Чириково, уведомил о концентрации войск на правом фланге, со стороны дороги на Серпухов[50]. На этом направлении в тот же день, 27 сентября, войска противника, двигавшиеся от Подольска к Старой калужской дороге, вступили в соприкосновение с прикрывавшими русские армии частями. Об этих событиях капитан 2-го пехотного полка Вислинского легиона Брандт писал: «27 сентября, в шесть часов утра, выступили мы далее, и, отойдя несколько верст от лагеря, наткнулись на неприятеля. Произошло несколько незначительных схваток, при которых, как мне показалось, слишком много палили из пушек. Позже неприятель действовал настойчивее; казаки готовились даже атаковать нас, но отошли, когда мы двинулись против них. Тогда была демаскирована многочисленная кавалерия, под покровительством которой продолжалось отступление. Обе пехотные дивизии (Вислинский легион и 2-я пехотная дивизия 1-го армейского корпуса —
Заметная активизация противника заставила русское командование принять ответные меры и подготовиться к атаке неприятеля. В предписаниях, посланных 27 сентября из Главной квартиры Кутузова, указывалось 4-му пехотному корпусу, прикрывавшему правый фланг русских войск, на рассвете 28 сентября атаковать неприятеля, разбить его и прогнать, если удастся, до Подольска. Цель этого наступления заключалась в том, чтобы вынудить следовавшие по Серпуховской дороге части противника прекратить свое движение и вернуться назад[52]. Однако атака, назначенная на 28 сентября, не состоялась. Возможно, Кутузов посчитал позицию, на которой стояли русские войска, не достаточно хорошей для принятия сражения и решил не бросать Наполеону вызов, отложив противоборство до перехода на более выгодную местность. Именно так объяснял действия главнокомандующего его бессменный ординарец князь А.Б. Голицын. «Кутузов, — писал он, — часто обвинялся за то, что он избегал дать сражение для разбития авангарда французской армии в такое время, когда это было плодом самых глубоких размышлений и соображений его. Когда армия ретировалась от Красной Пахры по старой Калужской дороге, то существовала еще во всех движениях обеих армий большая неопределительность». По свидетельству Голицына, Кутузов решился последовать совету Беннигсена, «чтобы атаковать авангард французской армии, как вдруг донес Толю подполковник Гартинг, что под Тарутиным есть позиция, на которой можно будет дать сражение и твердо ожидать неприятеля. Простое извещение сие заставило Кутузова велеть продолжать ретироваться, чем огорчил чрезвычайно Беннигсена»[53].