Тарси

   Дипломат отличался дружелюбным располагающим нравом, с ним было очень просто и легко общаться. Человеком он был крайне эрудированным и очень любил играть в шахматы. Это старик помнил точно. К дипломату частенько убегал Сережа, а возвращаясь с восхищением пересказывал, услышанные от него, истории про жизнь в центральной Америке, рассказы о древней и древнейшей истории, а также еще много всего. Супругу и троих его детей дипломата старик не знал, но был о них наслышан.

  В третьей семье все были то ли поэтами, то ли журналистами. Мужа старик не видел, тот был тяжело ранен и еще выздоравливал, а его супруга приходила в больницу и читала маленьким пациентам наизусть детские стихи Маршака, Барто, Михалкова, а также стихи своего собственного сочинения.

  Суть происходящего сейчас можно вкратце описать следующим образом. Администрация Прогресса делала очень выгодное предложение лошадиномордому педиатру. Администрация была готова взять в придачу к педиатру ее мужа цветочного предпринимателя и ее дочь - подростка слишком неформального вида с ярко оранжевыми волосами, которая даже сейчас была в косухе, лиловых гриндерсах и клетчатых рваных штанах. Две другие семьи, которые ехали вместе с семьей лошадиномордой дамы, для администрации были, мягко говоря, совсем не нужны.

  Процедура расставания старых друзей выглядела весьма драматично. У поэтессы тряслись руки, губы и голос:

  - Жанночка, ну как же так. Мы же договаривались ехать и устраиваться только вместе и больше никак. Ведь ты вспомни, сколько твоему Игорю помогал Валентин, как от рейдеров его спасал. А сколько Женя вам добра сделал?

  Кобылистая Жанночка стояла, потупив голову и нервно кусая губы. Старик буквально кожей чувствовал, как ее ломает изнутри противоборство товарищеского долга и инстинкта самосохранения. Жанна, не смотря на не идеальную внешность и угрюмый нрав, была человеком добрым и в чем-то даже самоотверженным.

  - Жанна Аркадьевна. У колонны нет возможности вас ждать. Решайтесь сейчас, - говорил лысый. - Я с пониманием отнесусь к любому вашему выбору. Но, поймите, моя дорогая, вокруг и так катится все под откос. Нам еще до первого урожая дожить нужно. У нас сейчас продуктовая норма практически на границе человеческих потребностей. Я не думаю, что будет еще такой шанс. Там не просто военная часть, там целая крепость. И склады с мобилизационным резервом и стратегическим запасом они еще на прошлой неделе под себя взяли.

  Дипломат подошел к детскому врачу со спины и аккуратно взял ее ладонями за плечи.

  - Жанна, езжай, конечно. Может и для нас там место найдется. Только ты не теряйся, - сказал он ровным красивым голосом.

  Поэтесса посмотрела на него с отчаянным непониманием глазами полными слез.

  - Так надо, - сказал дипломат.

  Жанна неуклюже повернула к нему голову на длинной крепкой шее и тихо сказала:

  - Валя, я всегда считала тебя настоящим мужчиной. Я обязательно постараюсь вам помочь.

  Она нежно обняла маленькую пухленькую поэтессу и поцеловала ее прямо в макушку, уткнувшись губами в короткие кудряшки светлых волос. Жанну за плечи обняла вторая женщина. Наверное, это была жена дипломата. Дед почему-то считал, что жены дипломатов - это длинноногие манекенщицы в дорогих деловых костюмах. А сейчас он видел через окно обычную русскую бабу с широким задом и крепкими плечами. Разве что вместо цветастого платка или косынки на голове дипломатши была смешная вязаная шапочка с тесемками, заканчивающимися инфантильными помпончиками.

  Жанна отстранилась от них и сказала:

  - Я обязательно что-нибудь придумаю.

  Она развернулась несколько резче, чем предполагал момент, и первой вышла из вестибюля. Дипломат снял с нее груз долга и ответственности, но собственная совесть тяжким гнетом давила на врача. Это было видно по опущенным плечам и сутулой спине.

  Травматолог с семьей и цветочный бизнесмен с неформальной дочерью торопливо зашагали вслед за ней.

  - Никогда не обещай, Жанна, того, что не в твоей власти, - задумчиво сказал дипломат.

  - Валя, разве это правильно? - по-прежнему дрожащим голосом спросила у него поэтесса, подразумевая отъезд своей подруги.

  - Не знаю, Машенька. Будущее покажет, - все тем же ровным красивым голосом ответил он.

  Тоненькое щенячье скуление отвлекло Старика от картинки за окном. Во сне стонал и плакал Артем. Это было вообще удивительно. Старик наклонился к мальчику и потрогал его щек. Лицо Артема пылало как раскаленная печка, жар ощущался даже через одежду мальчика, он был весь мокрый, как мышонок. Старик заохал, только этого не хватало. Мгновенно проснулась Зоя и Валерка, а братья Артема по-прежнему дрыхли богатырским сном.