Таро Люцифера

— Веди их во двор. Расковать — и по камерам, — раздался неподалеку все тот же начальственный голос.

Корсаков первым спрыгнул на снег, щурясь от белизны, разлитой вокруг, осмотрелся. Обычный острог. Каких перевидал с десяток.

— Этого в первую очередь! — офицер ткнул в него пальцем.

— Пшел! — солдат подтолкнул Корсакова в спину.

Через распахнутые ворота Корсакова ввели во двор, огороженный от деревенской улицы частоколом.

Кузнец мастеровито сбил кандалы. Корсаков с облегчением встряхнул руками. Выдавил счастливую улыбку. Он понемногу учился простым арестантским радостям.

— Ну-ка, иди сюда, морда каторжная! — Офицер в тулупе, наброшенном на голубой мундир, поманил его пальцем.

Корсаков покорно подошел.

— Прошу прощения, господин полковник, — глядя в сторону, сказал офицер. — В присутствии нижних чинов, вынужден обращаться к вам исключительно в таком тоне.

Корсаков слишком устал и отупел от смрада, чтобы удивиться.

— Я лишен всех званий и наград. И вы, сделайте одолжение, не упоминайте моего звания.

— Но заслужили вы их, не шаркая ножкой на балах! — с неожиданной горячностью возразил поручик.

— Увы, это все в прошлом.

Поручик насупился.

— Ночь вы проведете отдельно от этапа, — невнятно, чтобы слышал только Корсаков, произнес он. — Попаритесь в бане, отдохнете. Выспитесь в мягкой постели…

— Право, не следовало утруждать себя…

Поручик, казалось, его не услышал.

— К сожалению, это все, что я могу для вас сделать.

— Благодарю вас, господин поручик.

— Не стоит благодарности. — Он замялся. — Я действую не по собственной воле. Это все, что я могу вам сказать. Я дал слово молчать.

Корсаков не поверил глазам, когда жандармский офицер сложил пальцы правой руки в масонском приветствии. Ответить тем же мудреным жестом Корсаков не смог, передавленные кандальными кольцам кисти все еще были мертвыми.

Поручик жестом подозвал солдата.

Корсаков привычно заложил руки за спину.

— И все равно — спасибо, — успел он сказать поручику.

Конвойный провел его через истоптанный тюремный двор к избе стоящей отдельно от общего барака. Из трубы поднимался густой дым. В заледенелых оконцах уютно светились огоньки. Солдат, зачем-то постучав по морозным доскам, распахнул дверь и, неожиданно подмигнув, впустил Корсакова в сени.

— Прошу, ваше благородие.

Сам явно входить не собирался.

Не мешкайте, ваше благородие. Давно ждут-с вас. — Солдат радостно ощерился. — Да входите же вы, избу выстудите!

Корсаков шагнул через порог в полумрак сеней. Нашарил ручку двери.