Таро Люцифера

— Глаза не испортишь? — проворчал Корсаков, подгребая пену туда, где у статуй крепили фиговый листок.

Анна прыснула смехом, покачала головой.

— Ужин подан, ваша светлость.

— Сиятельство, — поправил ее Игорь. — Мы, Корсаковы, князьями были.

Анна сделала круглые глаза.

— Ой-ой-ой! А мы, Шиманские, как вещает папахен, приехали в Витебск аж на двенадцати тарантасах. Вот так!

Корсаков брызнул не нее водой, и Анна, пискнув, скрылась за дверью.

* * *

Из кухни шли волны одуряющих ароматов. Корсаков сглотнул слюну, неожиданно, до рези в животе, проснулся аппетит.

Ему был выдан банный халат унисексовой расцветки: морской волны с бурунами, и размером на все случаи жизни, такой подойдет для заночевавшей подруги и знакомому мужского пола, временно пущенному в постель. Новая одноразовая бритва и баллончик геля для бритья были предупредительно выложены на полочке. Корсаков не удержался и заглянул в шкафчик. Зубных щеток было несколько, все разных цветов. Но кроме одной, розовой с золотым ободком, все были в нетронутых упаковках.

— Отрадно, — пробормотал Корсаков.

Ужин был накрыт в единственной комнате, служившей Анне и спальней, и будуаром и кабинетом. Чтобы совместить все в одном, обстановка была сведена к минимуму: безразмерная тахта, длинный стол вдоль окна и кресло на колесиках.

Корсаков замер на пороге.

В комнате плескался янтарный свет. На полу распустились рубиновый, изумрудные, лунно-голубые и бордовые цветы. В обрезанных по донышко разноцветных бутылках плавились свечи.

— Мне ваша идея понравилась. Вчера весь день крошила бутылки. Правда, здорово?

Анна сидела на брошенной на пол подушке, скрестив ноги по-турецки.

Указала на накрытый низкий столик.

— Будем ужинать, как римляне, полулежа. И говорить исключительно о прекрасном.

Корсаков опустился на подушку, облокотился на тахту.

Анна успела переодеться в шелковый халатик, волосы забрала пучком наверх, две витые пряди падали на плечи.

«Как на портрете», — мелькнуло в голове Корсакова.

Он, как завороженный, не мог отвести глаз от игры янтарного огня на ее коже.

— Анна, глупый вопрос… Как твоя фамилия?

Анна изогнула бровь.

— Очень актуальный вопрос.

— Ладно, вопрос снят.

Он потянулся за бутылкой красного вина.

«Мало ли двойников на свете, — подумал он. — Если верить генетикам, так в девятом колене мы все — родственники».

Рубиновая струя медленно заполняла тонкостенный бокал.

— По папахену я — Шиманская. Нормальная ростовщическая фамилия.

— Не комплексуй. У меня есть друг — Леня Примак. С детства дразнят «Леонардо Примусом».

— А меня — «Шимой», — грустно улыбнулась Анна. — Буду выправлять паспорт на бабушкину фамилию. Белозерская. Классно звучит?

Бутылка в руке Корсакова дрогнула. Рубиновая струя плеснулась на белую скатерть.

* * *

Сердце никак не уляжется в груди. Бьется, пытается вырваться, как зажатый в кулаке птенец. В ушах колышется малиновый звон.

Между жизнью и смертью, на чертовых качелях качается душа. Воспаряет ввысь и вновь ухает в остывающее тело, распятое на панцире огромной черепахи, что плывет по бездонному океану, в черных водах которого отражаются звезды всех семи небес; и до того мига, когда черепаха очередной раз в миллион лет нырнет в черную воду, чтобы смыть осевший на панцире тлен жизни, остался ровно один удар сердца…

Он открывает глаза, поворачивает голову.

Тонкокостная фигурка в лунном свете. Живое серебро волос по плечам.

— Анна, не уходи!

Девушка делает шаг и тает в темноте.

Спустя бесконечное мгновенье он слышит ее шепот:

— Ну что ты? Никуда я не уйду. Я теперь навсегда с тобой.

Живое серебро волос накрывает его лицо, щекочет грудь.

Губы Анны живые, горячие…

Глава шестнадцатая

В раю будят поцелуем и подают кофе в постель.

Корсаков проснулся в раю.

Плотные китайские жалюзи просеивали солнечный свет, прокрывая стены и потолок тонкой кремово-коричневой штриховкой.

Под локтем стоял поднос. Кофейник и плошка с тостами источали головокружительные ароматы. В розетке прозрачным золотом переливался мед.

Только той, чей поцелуй остывал на губах Корсакова, рядом уже не было.

— Игорь, я убегаю!

— Куда?

— Дела! — почти в рифму ответила Анна.

Ванной заурчал фен.

— Такие дела, — пробормотал Корсаков.