Как обычно Арбат жил своей жизнью: скучали художники, продавцы шинелей, шапок-ушанок, кокард и прочего добра, оставшегося от Советской армии, обольстительно улыбаясь, демонстрировали товар иностранцам. Два ребенка лет семи-восьми кружились в вальсе, родительница обходила зевак с картонной коробкой. Разорялся какой-то бард, его обходили стороной - уж больно рьяно он терзал струны обшарпанной гитары.
Корсаков заметил милицейский наряд, проверявший документы у лица кавказской национальности, подошел поближе. Дождавшись, когда нацмена отпустили - видно, документы оказались в порядке, он подошел к разочарованным милиционерам.
-- Ребята, у меня тут должок для капитана Немчинова. Передайте, - Игорь протянул руку, как бы для пожатия старшему наряда - щеголеватому лейтенанту, избавился от денег и, кивнув, пошел дальше.
В продуктовом магазине, долго не раздумывая, накупил продуктов: колбасы, хлеба, яиц и кофе. Долго стоял напротив винного отдела. Выпить, не выпить? Прозрачная, как слеза, водка, янтарный коньяк, ликер "Кюрасао", цвета стеклоочистителя... пиво, шампанское, портвейн, виски. На память пришел Жуковицкий: "...еще немного и белую горячку заработаешь". Не дождешься, Жучила! Этот номер мы уже вытаскивали - ничего, кроме похмелья и горьких воспоминаний там нет.
-- Мужчина, ну вы прям, как в музее. Чего на нее смотреть, ее пить надо! Не стесняйтесь, подходите, - подбодрила Игоря молодящаяся продавщица.
-- Не могу, красавица, - вздохнул Корсаков, - язва.
-- То-то облизываешься, как кот на сметану, - посочувствовала продавщица.
Купив двухлитровую бутылку кваса, Игорь, опасаясь что поддастся соблазну, быстро вышел из магазина.
В квартире кто-то был - дверь с лестницы была забаррикадирована. Корсаков наподдал ногой, вызвав за дверью легкую панику: кто-то заметался по квартире, потом в щели показался глаз.
-- Ты что ли, Игорь? - голос у Владика был сдавленный, испуганный.
-- Я, - подтвердил Корсаков, - открывай. Чего закрылись? Опять трахаетесь?
За дверью загремело. Корсаков втиснулся в образовавшийся проем.
-- Трахаемся... Давай, быстрее, - Владик стоял, согнувшись, держа в руках радиатор парового отопления, - никого чужого не заметил?
Под глазами у него были синяки в пол-лица, нос скособочен, губы превратились в лепешки.
-- Не заметил.
-- Это хорошо, - Владик привалил радиатор к двери, поставил на него еще один. - А я пришел - тебя нет. Ну, думаю, все...
-- Так ты один? А где шлялся? - спросил Игорь, проходя в комнату, участковый заходил, тебя спрашивал.
-- Когда?
-- Позавчера. Сказал, что тебя папаша Анюты к ним в отделение приволок.
-- Точно, - кивнул Владик, - они меня отпустили потом, я у приятеля ночевал - боялся сюда показаться, - он подошел к окну, чуть отодвинув фанеру, осмотрел двор.
-- Мог бы и зайти, проведать - я до ночи без памяти провалялся, проворчал Корсаков.
Он разгрузил сумки, принес из чулана электроплитку, сковородку и принялся резать колбасу.
Владик присел на низенькую табуретку, обхватил плечи руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
-- Тебе хорошо, - сказал он обиженным тоном, - ты сразу вырубился, а меня, как грушу в спортзале обработали.
-- Анюта где была?
-- В машину ее утащили и увезли. И папа с ней уехал. А трое этих... остались и давай меня охаживать. Я все ступеньки в доме пересчитал. Потом папа вернулся и повезли они меня в "пятерку". Что там было... - он тяжело вздохнул.
Игорь бросил на сковороду нарезанную колбасу, глотнул квасу и присел на диван.
-- Знаю я, что там было, - проворчал он. - Владик, тебе сколько лет?
-- Двадцать один, а что?
-- Что? А то, что баб надо выбирать не только членом, но и головой. Или ты ее в невесты присмотрел?
-- В какие невесты? - возмутился Лосев, - ну, понравились друг другу, перепихнулись в охотку. Что ж теперь, любовь на всю жизнь?
-- Вот трахнулись, и - все, разбежались по норам. За каким хреном ты ее сюда водить стал? Соображение надо иметь. Она что, не говорила, что у нее папа крутой?
-- Ну, так, бормотала чего-то, - Владик потупился, - я думал, это еще лучше. Папашка денег подкинет, может, выставку организовать поможет. Глядишь и ...
-- Ага, - усмехнулся Корсаков, - апартаменты выделит - трахайтесь, детки, на здоровье. Позволь я тебе кое-что объясню: в советское время общество у нас было бесклассовое. Так во всяком случае, считалось. А теперь дело другое. Анюта и папаша ее принадлежат к высшему обществу, а ты даже не в низшем классе, ты нигде. Ты - деклассированный элемент, мать твою! - Игорь разозлился всерьез. В самом деле: приходится объяснять этому Казанове элементарные вещи, - они - новая аристократия, только без дворянских титулов. Хотя я подозреваю, что это временно. А ты? Монтекки из подворотни! Ромео без определенного места жительства. Кстати, Ромео даже родословная не помогла, если ты помнишь, чем у Шекспира дело кончилось. Ты пойми, Лось, бабы к художнику тянутся потому, что он вольный человек, а воля - это отсутствие хомута и кнута! Ты себе нашел и то, и другое, и приключений на задницу. И, кстати, ты уж меня извини, ты всерьез считаешь себя художником?