Тарковский. Да, это положительный герой. Может быть Ленский или кто угодно. Так что Гамлет его добивает. А когда все кончается, тогда я хочу поднять сцену под определенным углом, чтобы из-под умершего Гамлета вытекла голубая кровь, как символ избранности! Ведь не все, в конце концов, все-таки Гамлеты. Ведь не каждый человек способен поступиться своей порядочностью, дабы возобладала сомнительная трагедия! Вот Ленин, если на то пошло, для меня типичный Гамлет. Так я его себе представляю: кровавый человек, человек, запачканный кровью, но при этом нельзя забыть его фотографии последних трех лет жизни. Все становится ясно – вот что такое для меня Гамлет. Именно это произведение дает нам возможность делать такого рода сопоставления, не говоря, конечно, прямо, что это Ленин. Но это трагедия человека, который сыграл жестокую роль в собственной судьбе. Ой, что-то я болтаю, болтаю, как безумный…
Калмыкова. Хорошо, интересно – вот бы на репетиции посмотреть…
Мордвинова. Мы все будем ходить, и я буду ходить…
Тарковский
Сволочью-то ее все делали: она добилась, чего хотела, а больше ей ничего не нужно, теперь оставьте ее в покое. Это главная тема ее монолога: что вам нужно, оставьте меня в покое, какой ты жестокий, Гамлет? Ей-то хорошо, потому что плоть снова играет роковую роль в духовном развитии, точно, как у Гамлета… Нет, я вообще-то не понимаю, как мог Шекспир написать такую пьесу?! Гертруду должна играть какая-то очень простая женщина, очень какая-то…
Ольга
Лариса. Да прекрати ты, Ольга.
Тарковский. Я не могу никого взять в чужой театр.
Калмыкова. Надо сначала там укрепиться…
Тарковский. Липа, мне Захаров еще прошлый раз сказал, не собираешься ли ты в чужой театр брать своих актеров? С Толей-то Солоницыным пока не очень получается…
Мордвинова. Нет, милый, это действительно нельзя…
Тарковский. Это бестактно, наконец.
И
Тарковский. Но как это сделать? Как эта женщина должна говорить Гамлету: как ты смеешь, что ты говоришь, ты сошел с ума?
Сурков. Должна быть жуткая ругань…