Как рассказывает Костомаров, поэт «тотчас же изъявил готовность пристать к нему; но отнесся к его идеям с большим задором и крайнею нетерпимостью, что послужило поводом ко многим спорам между мною и Шевченко».
На собраниях «братчиков» он читал свои стихи из тетради «Три года». Даже Костомаров, совершенно не разделявший революционных убеждений, выраженных в этих стихах, пишет:
«Муза Шевченко раздирала завесу народной жизни. И страшно, и сладко, и больно, и упоительно было заглянуть туда!!! Сильное зрение, крепкие нервы нужно иметь, чтоб не ослепнуть или не упасть без чувств от внезапного света истины… Этот светоч горит нетленным огнем — огнем Прометея…»
Шевченко был прирожденным пропагандистом; он умел говорить просто, горячо и убедительно. Под его влиянием некоторые из участников Кирилло-Мефодиевского тайного общества стали склоняться к революционным и республиканским идеям.
Прежде всего на стороне Шевченко оказался двадцатичетырехлетний Николай Тулак, недавно окончивший Дерптский (Юрьевский) университет со званием кандидата прав и служивший в канцелярии генерал-губернатора Бибикова.
Это был энергичный, прямой, несколько экспансивный человек, отличавшийся высокой образованностью и необычайно широким кругам интересов; кроме юридических наук, он глубоко и успешно занимался историей и филологией, физикой и математикой, космографией и естествознанием, географией и славяноведением; он прекрасно владел древними и новыми языками, вел переписку со многими учеными, в том числе, например, с Вацлавом Ганкой, которому Гулак писал:
«Преимущественное внимание обращал я на отношения низших сословий как в России, так и у прочих славян, — именно на рабов, невольников, холопов, крестьян и проч., — как на предмет, по важности и современности своей, предпочтительно перед другими заслуживающий внимательного изучения…»
Вместе с Гулаком жил его двоюродный брат — Александр Навроцкий, студент последнего курса философского отделения Киевского университета. Они во многом по своему характеру походили друг на друга: Навроцкий был горяч и решителен, но в то же время очень вдумчив и при необходимости сдержан и хладнокровен: он отличался незаурядным поэтическим дарованием. Как и Гулака, Навроцкого привлекали революционные идеи Шевченко.
Республиканские настроения разделяли и мелкий помещик Николай Савич (земляк Гулака и Навроцкого, останавливавшийся у них на квартире во время приездов в Киев из Полтавской губернии) и престарелый учитель химии Зенович, мечтавший о соединении славян в единой «Всеславянской республике».
Сколько человек входило в Общество Кирилла и Мефодия?
На этот вопрос историки до сих пор не могут дать ответа. Известные нам имена примерно полутора десятка кирилломефодиевцев, очевидно, не исчерпывают всего состава «братства». Есть основания предполагать, что у Кирилло-Мефодиевского общества были представители в Полтаве, Харькове и в других городах.
Спустя много лет кирилломефодиевец Пильчиков говорил биографу Шевченко Александру Конисскому, что «число членов общества в январе 1847 года доходило до ста». Проверить это сообщение нет теперь возможности: никаких списков члены тайной организации не вели.
Была у них (по предложению Белозерского) договоренность носить на руке золотое кольцо с буквами «К. М.» — «Кирилл и Мефодий», но кольца эти мало кто имел; не носил такого кольца и Шевченко. У Костомарова была еще печать общества с надписью: «Иоанна гл. VIII, стих 32, Н. К.» В указанном тексте евангелия Иоанна читаем: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными».
Ясно, что Шевченко не мог согласиться с подобными евангельскими утверждениями: он уже твердо знал, что свобода дается лишь борьбой, упорной и непримиримой:
Зимой в Киев съехались многие члены Кирилло-Мефодиевского общества. Они собирались у Гулака, жившего в доме протоиерея Завадского, на Кадетской улице (ныне улица Ленина).
В конце ноября возвратился с Волыни в Киев и Шевченко. Он снимал квартиру в переулке, носившем странное название — Козье болото, хотя переулок и находился в самом центре города (ныне Шевченковский переулок, возле площади Калинина).
Столица Украины имела в те времена совершенно отличный от нынешнего вид.
Так называемый Старокиевский район, или Старый город, прилегающий к Золотым воротам и Софийскому собору, был весь застроен сельского типа мазанками; обыкновенно их окружали небольшие сады и разделяли огромные пустыри.