Помню, как мы ввалились в гости к Антонио за одну минуту до боя курантов, как я прыгал зайчиком под елочкой, как пили шампанское и жевали мандарины, как потом умчались на дедовскую дачу.
Спортивное «пежо» летело над заснеженной планетой со скоростью космического отсека, бултыхающегося вокруг земного шарика.
Мы были веселы, беспечны и безрассудны. Не знаю, как нам удалось избежать полета к иным сферам, но факт остается фактом — по глубокой колее, как по монорельсе, авто закатило в медвежий прекрасный угол.
Разумеется, нас не ждали. Прислуга хотела видеть господина Лаптева у приготовленного новогоднего стола, а явилась какая-то буйная парочка.
— С Новым годом, с новым счастье! — кричали мы. — Все свободны, по домам, товарищи, мать вашу так!
Человечек с лицом мелкого жулика попытался сопротивляться:
— Господин Лаптев прибудет с минуты на минуту.
— Дорогой мой, — обнял лакея за плечи. — Он уже отбыл далече…
— Куда?
— Туда, — отмахнул в сторону мерцающего полотна ночного неба. — Туда, откуда не возвращаются.
— ?!
— Бздынь! — и развел руками.
И меня поняли, хотя не поверили, теша надеждой, что молодой человек перепил шампанского. Начался телефонный перезвон, потом вульгарный переполох, затем ко мне осторожно подступился ртутный человечек и спросил:
— Какие будут распоряжение, хозяин?
— Хозяин?
— Так точно-с.
— Встречать Новый год, — хмыкнул я, понимая, что на мои плечи нежданно-негаданно упал халат бывшего владельца дачного предместья, так некстати растянувшегося на морозном столе покойницкой. — А потом видно будет, как жить дальше.
— Спасибо, хозяин, — сказали мне. — Мы вас тоже поздравляем. От всей души.
От всей души? Какая душа может быть у халдея?
Я рассмеялся, и мы с Алисой остались одни. И ночь любви была такая, что от нашего дикого ора, по-моему, пробудился от зимней спячки мишка косолапый, который от неудовольствия жизни и голода отправился бродить по соседним деревням, пугая мирных жителей и собак, недобро брехавших до утра.
Потом я забылся в штормовой волне, пока меня не выбросил на берег яви с е р е б р и с т ы й звук телефона.
— Кто это? — промямлила Алиса, когда вернулся и упал рядом.
— Твой муж из Парижа.
— Дурачок, — усмехнулась. — Я хочу тебя…
— О, Боже, — вскрикнул. — Сколько ж можно, родная? Я капитулирую без боя.
— И вечный бой, покой нам только снится, — продекламировала. — Сейчас мы объявим войскам тревогу.
— Ну-ну, — не поверил я.
— Подъем, — вскричала и бесстрашно кинулась грудью на мой штык.
— Ааааа!..
На следующее утро я решил совершить вылазку на Мать-природу. Медведь-шатун, кажется, удалился в другой лес, и можно было рискнуть побродить меж сосен и елей, утопая в сугробах и свежем воздухе.
Алиса сопротивлялась как могла. Не хотела природной азиатчины, как она выразилась; я настоял на своем. Иначе, предупредил, армия потеряет боеспособность и вообще дезертируют. Это подействовало — мы наконец выбрались на крыльцо: искрящийся под солнцем снег казался слюдяным, от морозного и чистого воздуха кружилась голова, а в корабельных соснах звенела молодая тишина.
— Мамочки, где я? — вскричала Алиса.
— Гав! — ответил пес, вылезающий из утепленной будки, похожей на сказочный теремок.
— О, Джульбарсик! — захлопала в ладоши. — Один как перст?
Собака вздохнула, виляя хвостом; это была восточноевропейская овчарка с палевым подбоем, из пасти рвался пар и малиновый обмылок языка.
— Берем с собой, — решила Алиса. — Джулька, ап, вперед! — И побежала к авто; пес — за ней.
— Ах, вы уже сговорились! — заорал я и потрусил за ними.
И через несколько минут наша славная троица на «пежо» уже любовалась заснеженными окрестностями и синевой промерзлого неба.
Маршрут был хаотичен, но потом я обнаружил, что находимся близ искусственного озера, в котором погиб мой друг Сашка Серов.
Случайность? Или знак, данный мне из васильковой глубины небес?
Озеро замерзло и напоминало, как я уже однажды говорил, серебряную монетку, завалявшуюся в кармане нашей матушки Природы.
Лед, очищенный ветром от снега, отражал и солнце, и небо, и деревья, и нас, вышедших на скользкую гладь. Алиса, уцепившись за поводок пса, каталась по озеру.
— Ой, какая была дура! Спасибо, Алешка! Класс! Отдыхаю не только телом, но и душой. Давай-давай, Джулька!..
Она ничего не знала и поэтому её можно было простить. Жизнь продолжается; ничто и никто не остановит её поступательного движения. В экспрессе «Жизнь» отсутствует кран экстренного торможения. Может, этот скорый и совершает кратковременные остановки на полустанках, чтобы пополниться новорожденными пассажирами и освободиться от груза двести, а затем продолжить свой напряженный ход сквозь вечное время и бесконечное пространство?
Я присел на корточки — лед был прозрачен и в его хрустальной и загадочной глубине отпечатывались наши судьбы.
— Ты чего, Леха? — услышал голос женщины. — Что потерял?
Не ответил — я вдруг понял, что раньше или позже тоже буду впаян в лед неизвестности.