Тарантул

Снова наступило молчание. Высоко в небе гудели улетающие самолеты, и по звуку их моторов Мишка угадал немцев. Гудение немецких бомбардировщиков доносилось волнами и этим резко отличалось от наших. Зенитки били безостановочно, и желтые вспышки мигали на разной высоте.

– Отбомбились…

– Да…

– Тс-с… Кто-то идет.

Мишка высунул голову над бортом кузова и увидел Приближавшегося человека.

– Эй, друзья! Не найдется ли закурить? – спросил мужчина простуженным голосом.

– Найдется, – ответил однорукий. – Закуривай.

– Вот спасибо-то! Даже папиросочка… Чиркнула спичка, и Мишка успел разглядеть красноармейца с простодушным курносым лицом.

– Целый день не курил… Хорошо!

– Возьми несколько штук, – сказал однорукий.

– Вот спасибо-то, браток. Ну, теперь я живу. В походе, знаешь, табак – первое дело.

Яркие вспышки, словно зарницы, осветили горизонт. Все трое обернулись.

– Смотри, что делает, дьявол… Каждую ночь бомбит. Город разрушает, – сказал красноармеец.

– Да. Это где-то на Петроградской стороне бросил, – вздохнул однорукий. – Наверно, к штурму готовится.

– Ну, насчет штурма, пожалуй, кишка тонка. Не выйдет у него со штурмом, – уверенно возразил красноармеец.

– Думаешь?

– Будь покоен. Не пустим немца в город.

– Драться-то некому.

– Почему некому? В Ленинграде народу много. Миллионы. Такая сила народу!

– Техника-то у него очень сильная, – сокрушенно сказал однорукий. – Пулковские высоты, говорят, захватил.

– Насчет Пулковских высот не знаю… не слыхал.

– Вы тоже на фронт идете?

– Конечно. Дойдет и до нас черед, а когда – неизвестно. Стоим вот, ждем. Мы, значит, в резерве считаемся, – ответил красноармеец.

– Вот как! У нас резервы есть? Ну, тогда еще ничего…

– А то как же! У нас и танки есть и артиллерия, все, как полагается. Будь уверен. Вон сколько войска стоит!

– И давно вы тут стоите?

– Вторые сутки. Формировались-то мы за Парголовом. Там и обучение проходили, а сейчас сюда подвели. Поближе.

– И долго вы тут простоите?

– А кто его знает! Наверно, постоим с неделю.

– Разведчики немецкие не видят? Как бы вас не разбомбили раньше времени,

– Мы замаскировались. Видишь вон. Ни одного огонька, ничего не заметно.

– А днем?

– И днем спрятаны подходяще.

– По карте могут бомбить, – насмешливо сказал однорукий.

Слушая разговор, Мишка дрожал от обиды и возмущения. Он прямо задыхался от злобы на этого болтуна.

– Как вас одели? Не мерзнете? Теплое дали? – спросил шофер.

– Одели-то? – переспросил красноармеец. – Это военная тайна, браток. Не велено говорить. Насчет снабжения и все такое строго запретили. Чтоб, значит, языком не трепать понапрасну.

– Это верно, – согласился все с той же иронической ноткой в голосе однорукий. – Ты держи язык за зубами, Ну как, охладился мотор? – спросил он шофера.

Тот с недоумением повернул к нему голову, но сразу сообразил, что это сказано нарочно, и, еле удерживая смех, потрогал рукой железное крыло и серьезно сказал:

– Охладился… Теперь можно ехать.

– Ну, счастливо, браток, – крикнул однорукий, залезая в кабинку.

– Добрый путь. Спасибо вам.

Машина тронулась. Одинокая фигура красноармейца еще долго маячила на фоне начавшегося где-то пожара.

Снова ветер начал забираться под одежду. Стало невыносимо холодно, гораздо хуже, чем в начале езды.

Скоро машина свернула в сторону и пошла тише. В одном месте она остановилась. Из кабинки вылез однорукий.

– Постарайся не опоздать, – сказал он и захлопнул дверцу.

– Не опоздаю, – ответил шофер.

Машина пошла дальше. Только когда они проехали сотню метров, Мишка сообразил, что ему нужно было бы тоже вылезть и следить за шпионом, но теперь уже было поздно.

Они ехали по переулкам, и, видимо, дорога была хорошо известна водителю. Поворачивал он круто и смело, иногда, на короткое время, зажигая фару. Наконец он повернул в последний раз, остановился и дал два гудка. Мишка высунул голову и разглядел деревянные ворота. За воротами раздался собачий лай, загремела железная скоба, и ворота открылись. И снова Мишка не успел сообразить, что, не теряя ни минуты, ему нужно выскочить из машины. Но они уже въехали во двор, и ворота за ними сразу закрылись.

Мотор заглох.

– Что так долго, Сеня? – послышался женский голос.

– Дела задержали, – ответил шофер. – Привез тебе керосину.

Мишка замер. Сейчас они начнут выгружать керосин и обнаружат его.

– Ладно. Потом снимем. Устал, наверно, и есть хочешь, – остановила его женщина.

– Устал малость. Тише ты, Грумик! – прикрикнул он на собаку, которая повизгивала от радости и прыгала вокруг хозяина.

– А новостей привез? – спросила женщина.

– Какие новости! Под Пулковом сильные бои. Говорят, такая мясорубка…

– В городе драться станут. Читал воззвания-то?

– А что воззвания, – бумага! Сами сдадут. Теперь уж – ау!.. Со всех сторон окружили… – Говоря это, шофер поднял сиденье и возился в кабинке. – Держи-ка, Катя. Это на чердак, – шепотом продолжал он, передавая жене чемоданчик. – Не урони случайно.

– Опять… – со страхом сказала женщина.

– Ну поставь в сени, я подниму сам.

– Боюсь я, Сеня.

– Волков бояться – в лес не ходить. Ничего, ничего. Сам по себе не взорвется. Пошли.