— Ну вот. — Cвященник несомненно узнал о её борьбе с собой, ничего не было проще: подробная хроника борьбы внятными знаками писалась на её лице. Нормальные люди тоже стыдятся выносить на публику свою интимную жизнь. Как и интимную жизнь добрых знакомых. Даже давно умерших предков нормальные люди стараются не тревожить, не говоря уж о живых родителях. Наши люди — особенно. Вы видели некоторых из них, могли убедиться сами. Потому что они давно уже добрые католики, а не бесстыдные язычники. И они не хотят ворошить постыдные сказки о давних временах, которые для некоторых туристов любопытная экзотика, а для них — частная жизнь, в которую они не желают этих туристов пускать. Что касается симптомов, так вас привлекших… то они подробно описаны ещё в Евангелии. Если б вы потрудились прочесть, то узнали бы, что все эти пляски не более, чем мерзкие корчи и намеренные кривляния сатаны, вознамерившегося испохабить Божье Творение. И для того вселившегося в тело благонравного, но нагрешившего бедного человека. Говорите, мы хотим внушить ненависть и отвращение к этому телу? Так оно и само отвратительно в его сообщничестве со зловонными бесами, а ненависть, испытываемая нами, не к бедному телу — к ним. В той же книге вы бы смогли прочесть, что сатану надо всеми средствами изгонять, честно сказать — включая и костры на площадях, а не привлекать к нему почтительное общественное внимание отвлечёнными беседами и… учёными диссертациями.
— Поэтому вы и меня изгоняете отсюда всеми средствами, включая самые изощрённые, вот уж точно: сатанинские… — буркнула она. — Имели бы власть, сожгли бы прямо тут, на этой площади, как это делалось прежде.
— Это вы кого имеете в виду? — насторожился он.
— Кого? Тысячи, тысячи сожжённых в адском пламени костров на всех площадях Европы!
— Да! — снова воодушевился он, наверное, этим красивым числом. Разумеется, единицей воодушевить кого-нибудь трудно. — Сатану позволено изгонять и при помощи адских сил, тогда он разделится и выступит против самого себя, и не устоит его царство. И это бы вы узнали, прочитав ту книгу. Узнали бы, не выходя из дома, и вам не пришлось бы тащиться за познанием в такую даль. Не пришлось бы и приставать к бедным людям, вынужденным заниматься по-настоящему тяжёлым трудом, чтобы прокормить свои семьи, и насильно вытаскивать из них на публику глубоко личное.
— Постыдное, как вы уже сказали… Но так ли уж ваши бедные люди стыдятся публики! Разве не они, бывает, вывешивают в окнах наутро после свадьбы кровавое бельё? Но вот если уж о свадьбах зашла…
— Не о свадьбах! — вскричал священник. — О Евангелии! О том, что его надо бы прочитать, прежде чем про него болтать. Тогда бы вы не пересказывали его сатанинскими словами. Я слыхал, что по наущению сатаны в вашей Америке защитниками прав личности женщины издан перевод Евангелия, в котором Христос не сын Божий, а дочь. Нет, даже не дочь, а неведома зверушка гермафродит. Потому что сыном оскорбились бы дочери, чьи права ущербило старое Евангелие, а дочерью — сыновья. А тьма, в которой свет Божий светит, в этом новом Евангелии не тьма — а что-то серенькое, потому что тьмой можно оскорбить негров. И сам Бог Отец, подсказал сатана авторам этого Евангелия, вовсе не Отец, потому что это оскорбительно для матерей, а какой-то двуполый папочка, какое-то оно. Но поскольку эти авторы защищают ещё и права личности животных тварей, то они уже обдумывают, как бы сделать ещё более новое, новейшее Евангелие, в котором обязательно будет кошачий Христос, чтобы не оскорбились кош…