Тарантелла, или Танцы с пауками

— Ты мужик? — спросила она, разглядывая его так, словно видела перед собой первый раз. — Ну тогда раздевайся, посмотрим…

* * *

Как ни велико было искушение рассказать Логинову о своей поездке в Ялту, она все же промолчала. И расстроилась одновременно, потому что хотела бы видеть в Игоре доверенного ей и преданного человека.

После обеда, который как раз совпал с ужином, Наталия уединилась в дальней комнате с фотоаппаратом. Промучившись с механизмом, который должен был обеспечить автоматическую съемку, она вышла раздраженная к Логинову:

— Сейчас я попрошу тебя об одном одолжении… Только не смейся, пожалуйста. Минут через десять после того, как я начну играть, войди резко в комнату и сделай подряд несколько снимков. Ты все понял?

— Не то слово. Сейчас, только часы возьму.

Она снова вернулась в комнату, села за пианино и стала играть заношенный до дыр домажорный этюд Черни.

Как она и предполагала, снова зазвучал женский голос, наложенный на голос старика-француза… «Этот способ требует большего терпения. Вот более быстрый прием. Я запасаюсь живыми шмелями и кладу одного из них в небольшую склянку с достаточно широким горлышком, чтобы накрыть отверстие норки, и опрокидываю ее над норкой. Шмель — сначала летает и жужжит в своей стеклянной тюрьме; потом, заметив норку, похожую на его собственную, не долго колеблясь, влетает туда. С ним случается беда: когда он спускается вниз, паук поднимается; встреча происходит в вертикальном ходе. Через несколько минут до слуха моего доходит предсмертная песня шмеля. Потом наступает тишина. Тогда я снимаю склянку и щипчиками с длинными концами вытаскиваю из норки шмеля, но мертвого, неподвижного, с повисшим хоботком. Только что свершилась ужасная драма».

Она бросила играть. Все пропало. Ни разу еще видения не были столь статичны и неинтересны. Прямо-таки школьная лекция по зоологии.

Голова немного кружилась.

Она вышла из комнаты. Логинов протянул ей фотоаппарат.

— Вот, готово дело.

— Ты делал снимки? А я ничего не слышала. Кстати, когда ты открыл дверь, ты не видел никакого старика в широкополой шляпе?

— Нет, я видел лишь тебя, играющую, честно говоря, какую-то чепуху.

— Это не чепуха, — с достоинством возразила Наталия, — а знаменитый до-мажорный этюд Черни, от которого тошнит абсолютно всех музыкантов мира. Так-то вот… Кстати, ты не знаешь, здесь есть где-нибудь фотоателье или что-нибудь в этом роде?

Фотоателье она нашла в Малой Вязовке, а для этого ей пришлось перейти мост. Мужеподобная женщина-фотограф, скорее всего гермафродит, вынула пленку, проявила ее и напечатала несколько снимков. Наталия, увидев их, была поражена. Изображение старика было настолько же четким, насколько и снимок ее головы. Словно две прекрасно сделанные фотографии, а точнее, пленки, налагались друг на дружку, но ни одно изображение при этом не потеряло своего качества.

— Какой-то монтаж, — сказала как бы между прочим женщина-фотограф и закурила.

— Да, это и есть монтаж. Спасибо, сколько я вам должна?

Она вышла из темного помещения фотоателье на яркий зимний свет и зажмурилась.

Но потом, когда глаза привыкли, стала снова рассматривать фотографии. Что же это за старик? Она подняла снимок и закрыла им солнце. И вдруг увидела нечто похожее на водяные знаки, наверное, это был третий слой изображения. Всего семь букв: «J. Н. Fabre».

И она все поняла.

* * *

В магазине ее обступили любопытные женщины, до которых уже дошел слух о женщине-следователе.

— Ну что, как продвигается следствие?

— Все нормально. Убийцу уже поймали.

— Кто из них двоих? Ванеев или Аржанухин?

— Этого я пока не имею права говорить в интересах следствия, — потешалась в душе Наталия, в то же время находящаяся на грани нервного срыва. То, что ей предстояло сегодня сделать, было равносильно самоубийству. — Главное, что все вы можете теперь спать спокойно…

— Но кто же убил Ларису Ванееву?

— Это был несчастный случай.

Разочарованные женщины отходили к прилавку и высказывали свое неодобрение Светлане, продавщице.

Когда женщины ушли и Наталия осталась со Светланой наедине, она сама, не спрашивая, заперла магазин изнутри и подошла к оробевшей продавщице:

— Света, когда была убита медсестра Валя Анохина, которая работала у Ошерова?

— Пятого октября, а что?

— А когда нашли Орешину с Аверьяновым?

— Седьмого октября.

— Что вы думаете по этому поводу?

— Не знаю… Ничего ведь не известно…

— Правильно. Я просматривала дело и наткнулась на записку, которую Анохина передала вам через Аржанухина. Было такое?

— Ну, было…

— А вы помните, что именно было в этой записке?

— Конечно, помню. Она просила меня дать ей денег в долг, написала, что очень срочно…

— А еще что?

— Просила принести эти деньги в больницу, к десяти утра.., не позже.

— И вы принесли?

— Нет. — Она опустила голову.

— А ведь если бы принесли, то она, возможно, осталась бы жива… А вы не знаете, почему она именно у вас занимала эти деньги? Вы же никогда не были подругами. Больше того, вы знали о том, что она любовница Ошерова, и завидовали ей. А обратилась она именно к вам, потому что только у вас, из всей Вязовки, всегда есть наличные деньги.