Таракан

В тот вечер премьер-министр дал длинное интервью телеканалу Би-би-си. Он говорил суровым, размеренным тоном: «Извиняться? Позвольте, я объясню вам базовые принципы. В этой стране у нас нет письменной конституции. Что у нас есть, это традиции и конвенции. И я всегда их чтил, даже когда это шло вразрез с моими насущными интересами. Так вот, я должен указать вам, что в палате общин есть такая давняя и славная традиция – нарушать парное соглашение. Не так давно, но до моего вступления в должность премьер-министра, пока одна либеральная демократка из членов парламента рожала, ее парный партнер, по наущению ее парторга, голосовал в палате общин по злободневному вопросу. Как хорошо известно, еще в 1976 году достопочтенный Майкл Хезелтайн махал булавой в палате, отмечая, если так можно сказать, разбитую пару. Двадцать лет спустя трое наших парламентариев оказались спарены не только с тремя отсутствовавшими лейбористами, но и с тремя либдемами. Лейбористы нарушали парное соглашение бессчетное число раз. Они любят бахвалиться этим ближе к ночи в баре “Незнакомцы” [32]. Все эти примеры иллюстрируют хорошо укоренившийся обычай нагревать друг друга. Это конституционно оправданно, поскольку всем дает понять, что парламент – это прежде всего нормальное, далекое от совершенства место, теплое и проникнутое человеческими чувствами. Я также должен добавить, что парные соглашения гораздо менее практикуются на важных голосованиях. Вернуть этих членов парламента из Вашингтона было вполне разумным решением, поскольку на кону стоял жизненно важный вопрос национального значения. Разумеется, оппозиция поднимает хай. Это их работа. Кое-кто из них дуется на то, что Хорас Крабб голосовал с нами. Так вот, мой ответ на ваш вопрос: нет, категорическое нет – ни я, ни кто-либо из членов моего правительства извиняться не намерен».

Рождество было не сказать чтобы снежным, но вскоре погода наладилась. Первого января выпало немного снега, перед самым Днем Р, банковскими каникулами. Два дюйма снега не помешали миллионам англичан броситься в магазины, чтобы запастись деньгами для оплаты своих рабочих мест, когда они вернутся к работе после перерыва. Возникло несколько ожидаемых сложностей начального периода. Фанаты Джастина Бибера, прибывшие на концерт, ожидали, что им всем заплатят. Концерт пришлось отменить. Люди стояли у банкоматов, не зная, должны ли они засовывать банкноты в щели для дебетных карточек. Но январские продажи стали крупнейшими в истории. В магазинах смели все товары – огромный толчок для экономики, по мнению некоторых. Новость о том, что Сент-Китс и Невис выходят из торгового соглашения, едва ли кто заметил.

Премьер-министр, пребывая в рождественском настроении и в розовой бумажной короне, придававшей ему разгульный вид, раскинулся босиком в кресле, с чистым виски в руке и смотрел выпуск новостей, показывавший с вертолета очереди в милю вдоль Оксфорд-стрит. Ему хотелось сказать это вслух, но он ограничился мысленным монологом: все готово, работа сделана. Скоро он соберет коллег и скажет им, что пора начинать долгий марш-бросок во дворец, где родное племя будет приветствовать их как героев.

Вечером, накануне последнего заседания кабинета, премьер отправил всех коллег по домам и велел полисмену на посту держать дверь открытой. Всем членам кабинета предстояло оставить человечьи тела на своих рабочих местах, чтобы их могли занять законные владельцы. Джим оставил свое тело на кровати, в комнате на чердаке. Поэтому для заседания он объявил строгую форму одежды: экзоскелеты. Сперва он подумал, что подобающим местом для собрания будет стол в кабинете министров, но когда они достигли кабинета, путь до столешницы показался неблизким и довольно рискованным, учитывая гладкие ножки стола. Так что они собрались в углу кабинета, за мусорной корзиной, и гордо встали в круг. Премьер был готов произнести вступительное слово, когда коллеги грянули нестройным хором «С днем рожденья тебя». После чего нервозно оглянулись на дверь. Бдительный страж порядка их не услышал.

Заседание кабинета министров проходило на феромонном языке, который передает информацию в десять раз быстрее обычного английского. Джим только собрался что-то сказать, как Джейн Фиш предложила выразить ему благодарность. Она похвалила премьера за «целенаправленность в сочетании с обычным для него ухарским шармом и юмором». Теперь Британия осталась одна. Так говорили люди. Гений нашего партийного лидера заставил их переступить черту. Теперь их судьба в их руках. Разворотизм вступил в силу! Больше никаких колебаний и задержек! Британия осталась одна!

При этих громких словах Джейн Фиш так разволновалась, что не могла продолжать, но это было неважно. Ее приветствовал единодушный шелест пластин и рудиментарных крыльев. Затем каждый министр добавил что-то от себя, а последним высказался новый министр иностранных дел, Хамфри Баттон, недавно повышенный с должности министра обороны. И все запели хором: «Ведь он такой славный малый».