Танцы с Виртуэллой

Амстердам понравился Сереже, хотя свежеиспеченный циклоп едва мог разглядеть город единственным своим оком. Амстердам казался слегка прорисованным в тумане, состоящем из воды и мокрого воздуха, зыбким и даже призрачным. Жилье, склады, конторы, мосты словно выплывали из бездны, напоминая свободные космические тела. Неудивительно, что и частная клиника Долли Дидрихс оказалась суденышком, бывшей баржей, застывшей на туманной поверхности одного из каналов в районе Старой Гавани. Впрочем, в полупризрачном городе люди были по контрасту очень приземленные и узкофункциональные. На улицах это были конкретные наркоторговцы, педики, азиатские моряки, проститутки и неонацисты. Торговцы продавали азиатскую дурь педикам, педики продавали железные кресты своих папаш-нацистов молодым неонацистам, у которых папаши были, наверное, педиками, проститутки продавали свою благосклонность азиатским морякам… В клинике это были конкретные медсестры.

Ни одного слова на отвлеченные темы вроде «вы мне чем-то напоминаете моего шурина», только четкие команды и ожидание четкого исполнения. Помыться, побриться, переодеться в голубой «саван» и загрузиться в палату-каюту, тесную, как гроб, но чистую как одноразовый шприц.

С медиком-инженером Шрагин познакомился минут за двадцать до начала операции. Щуплый смуглый индус, немало похожий на обезьянку из мангровых зарослей. Он странно смотрелся на фоне сребробородых портретов Вирхова, Коха и других научных корифеев Европы, украшавших процедурный кабинет. «Обезьянка» тщательно измеряла Шрагина, то бишь занималась антропометрией, и снимала электрические потенциалы кожи. Чудаковатый индус продемонстрировал совсем неголландский менталитет, по крайней мере, бормотал он о том, что индусы-брахманы родом из Челябинской области, откуда и принесли свои Веды.

Последнее, что заметил Шрагин перед операцией — это был взгляд Долли, не добрый и не злой, но предельно цепкий, сконцентрированный.

Когда он очнулся, ему показалось, что он в центре глубокой ночи. Только поворочавшись, Шрагин понял, что видимости — ноль из-за того, что на лице повязка. Сквозь темноту пробивались лишь какие-то искорки.

Однако искорок становилось все больше, и кончилось это тем, что Шрагина окружили огромные геометрические фигуры. Он как будто был живьем перенесен в мир геометрии. Что-то вроде пирамиды Хеопса повисло над ним, заставив втянуть голову в плечи.

— Здорово, да? — прорезался голос Ваджрасаттвы. — Я знал, что вам понравится. И это пока лишь тестовая программа, господин Шрагин. Все еще впереди. Вы еще не такое увидите, когда снимете повязку.

— Спасибо за обещания. Этот мой новый глаз — что-то типа цифровой видеокамеры?

— Это две цифровые микрокамеры, господин Шрагин. Одна работает в оптическом диапазоне, другая в инфракрасном спектре. У обоих каскад чувствительных к электромагнитному излучению полупроводниковых кристаллов на десятки мегапикселов и конденсорная линза, которая дает вам естественное поле зрения без потери освещенности. С помощью пинцета можно вытянуть любую из камер и использовать ее, так сказать, в ручным режиме. Она будет по прежнему соединяться с базовым прибором полуметровым световодом, тонким и, что немаловажно, эластичным. Но камерами, естественно, дело не ограничивается. Гибкий полиуглеродный чип с производительностью приличного компьютера приращен к вашей коже на месте брови — извиняюсь, но лучшего места я не нашел. Этот, с позволения сказать, бровекомпьютер управляет камерами и посылает сынтегрированное изображение наноэкрану, толщиной всего в одну молекулу, который вживлен под веко вашего левого глаза.

Несмотря на чудесное спасение и как будто даже обретение нового зрения, Шрагину было жутко. Живого в нем стало меньше, неживого больше. И этот процесс явно был необратимым. Да и видок с этим киберглазом еще, наверное, тот.

— Наверное я теперь похож на этих страшноватых ребят из вашей индийской мифологии — на ракшасов.

— Некоторые ракшасы пользовались успехом у дам, — утешил Ваджрасаттва. — Женщины любят ушами. Говорите им то, что они хотят услышать. Я родился на востоке Индии, знаете, у нас до сих пор практикуется полиандрия. У красивой женщины минимум четыре-пять мужей. И все они хорошие ораторы.

На левый «экранный» глаз сейчас проецировалась демонстрационная графика, порой настолько резкая и яркая, что просто выгрызала зрачок.

— А почему, господин Ваджрасаттва, нельзя было сигналы от микрокамер направлять прямо в мозг?

— Интерфейс, преобразующий цифровой сигнал в приятный оптическому нерву биохимический вид — мягко говоря, дорогое удовольствие, учитывая что и сам нерв у вас далеко не в порядке. Но если время и деньги будут, как говорится, в правильном сочетании, я вас переоборудую. А сейчас давайте поработаем с настройкой.