Танцы на стеклах (СИ)

Я просто хотела чтобы все они отстали от меня. И я догадывалась кто пустил обо мне этот мерзкий и грязный слух… а кто мог еще? Я никому никогда не переходила дорогу, я никому никогда не грубила, не причиняла зла.

Многие парни все равно обращали на меня внимание, не веря в эту адскую сплетню. Из-за нее я чуть не довела себя до нервного истощения… не могла есть и нормально спать, чувствуя себя грязной и осквернённой. Все они были мне противны.

Эту ужасную клевету опроверг через год мой первый мужчина — Брайан Пикот.

Брайан казался хорошим парнем. Рядом с ним я почувствовала себя в безопасности, поэтому всего на пару мгновений позволила себе… попробовать. Попробовать открыть свое сердце. Для настоящих чувств.

Даже попытка найти настоящую любовь, не смогла залатать грязную дыру внутри. Я избавилась от одного «небольшого недостатка», (так называли мою невинность Сэм и Эйприл) но не получила ничего, кроме еще большего опустошения.

Это случилось всего лишь однажды. Больно и очень быстро. Глупо. И мне не понравилось. Брайан не вызывал в глубинах моей души ни трепета, ни головокружительных эмоций.

В итоге Брайан оказался таким же кретином, как Саадат. Не знаю, может он просто похвастался кому-то из своих друзей, но уже через три дня весь Йель шептался о том, что он у меня первый. Конечно, это событие опровергло более грязный слух обо мне, и стоило бы радоваться, но…

Мне было просто мерзко от того, что настолько личные вещи, знают все, кому не лень. И больно. Больно, потому что для Брайана я изначально была просто «мисс невинностью».

Желание заниматься сексом пропало в очередной раз.

Как этого вообще можно хотеть так сильно, как две мои озабоченные подружки?

Я возвращаюсь домой и ввожу в поисковике запрос «Нью-Йорк студия танцев». В Нью-Хейване я решила увлечься хоть каким-то спортом и записалась на танцы. Чувствовала себя на занятиях глупо, но старалась как-то побороть стеснение…

Ночью, когда я сижу у окна и рисую при слабом свете ночника, Сэм уже давно спит. Я дорисовываю набросок небоскребов, которые вижу, и оставляю рисунок на столе, чувствуя внутри зарождение чего-то нового.

Предчувствие новой жизни, новых, ярких и интересных событий.

Которые наверняка вытеснят самые плохие и болезненные воспоминания.

Джаред

Германия

— Адам, проснись.

Открываю глаза, фокусируя взгляд на сосредоточенном лице брюнетки, которая с вежливой улыбкой протягивает мне кофе в стаканчике. Меня разбудила не она, а небольшая вибрация в белоснежном салоне частного лайнера и шум в ушах, вызванный перепадами давления. Судя по всему, самолет идет на посадку.

— Где мы? — я не слышу собственного голоса. Забираю кофе, поднося к пересохшим со сна губам, пробуя. Горячий. Благодарно улыбаюсь, глядя в серьезные изумрудные глаза.

— Мюнхен, — читаю я по красным глянцевым губам, так как гул нарастает.

Неприятное, почти болезненное давление на барабанные перепонки. Прикрываю глаза. К этому невозможно привыкнуть. Ненавижу летать.

— Через два часа Шелл Мортен ждет нас в «Астоне». Номера забронированы там же, для максимального удобства, — официальным деловитым тоном сообщает девушка.

— Спасибо. Ты просто ангел, Беа, — не открывая глаз, делаю еще один глоток кофе и отдаю ей стаканчик.

— Это моя работа, Адам — делать все, чтобы тебе было удобно и максимально комфортно, — лаконично добавляет она.

— Ты идеальный ассистент, Беатрис, — я расправляю плечи. Самолет уже достаточно низко, чтобы можно было различить крыши домов. Не могу поверить, что я проспал столько времени. Разминаю затекшие плечи и перевожу взгляд на своего ассистента, она быстро отводит глаза. Я знаю, на что она смотрела. Застегиваю рубашку, защелкиваю браслет часов, надеваю перстень с эмблемой Саадатов на палец и накидываю петлю галстука. Завяжет Беатрис. Я не умею. Мне и не нужно уметь.

Беа подает пиджак, когда самолет уже несется по взлетной полосе. Никто не хлопает. Пилота я знаю с детства.

Последний штрих. Ботинки от Amadeo Testoni.

На самом деле — это целый ритуал. Даже в самолете, прежде чем уснуть, я снимаю все аксессуары. Не могу, когда что-то давит, сковывает и мешает мне дышать. Из самых отвратительных западных атрибутов больше всех мне ненавистен галстук.

Беатрис завязывает его, прежде чем мы покидаем самолет. Ее движения легкие, отточенные, привычные. Тонкие пальцы приятно пахнут, и она несомненно сексуальная сучка, которую я бы с удовольствием поимел. Думаю, как и она меня. Но целый год, бок о бок, в Штаб Квартире компании «L. Corp.» под тотальным контролем отца и его ближайшего окружения я вынес для себя определенный свод правил, которые внедрил в доверенный мне бизнес. Одно из правил — никакого секса на работе. Это мешает производительности, усыпляет бдительность и отвлекает от главного.

И мой последний ассистент настолько профессионален, что увольнять ее ради секса на одну ночь, я не вижу смысла.