Танцы на минном поле

Впрочем, должность эта тоже мало соответствовала реальному положению дел, как и тот штатский костюм, который он носил в последнее время. Всего три месяца назад старший лейтенант Ривейрас готовился стать капитаном и продолжить свою службу на благо Родины в одном крайне странном учреждении, именовавшемся «Межрегиональный центр усовершенствования…». Усовершенствования, которыми занимался персонал этого учреждения, размещавшегося в старинном барском особняке в самом конце Фарисеевского переулка, входили в понятие тайной войны и числились в разряде государственных тайн, потому всем сотрудникам его было рекомендовано либо вообще не носить форму, либо употреблять обмундирование тех родов войск, из которых они были переведены в Центр.

Владимир Ривейрас был старшим лейтенантом милиции. Впрочем, недолго. Жизненный путь его был извилист, как траектория одной отдельно взятой молекулы в броуновском движении.

Его отец, в трехлетнем возрасте прибывший в Союз из охваченной безумием гражданской войны Испании, хотел видеть сына продолжателем своего дела. Он был военным летчиком, и до поры, до времени мать мирилась с мечтами о небе, но в тот день, когда охваченный пламенем истребитель майора Ривейраса рухнул на землю в двадцати километрах от далекого Джезказгана, с карьерой летчика для Владимира было покончено. Он дал клятвенное обещание матери, что изберет себе мирную и спокойную профессию. Он даже поступил в институт физкультуры, поскольку считался подающим надежды боксером, и все работавшие с ним во время многочисленных переездов тренеры, не сговариваясь, предрекали ему большое будущее в этом виде спорта.

Однако судьба распорядилась по-другому. Судьба поджидала его в виде плачущей девчушки на Курском вокзале города Москвы, куда старший сержант спецназа Ривейрас прибыл, возвращаясь из Афганистана. История, заставившая милую девушку рыдать у входа в метро, была банальна, как и тот трюк, на который она попалась. Примитивные кидалы с пачкой лотерейных билетов, зазывающие легковерных граждан расстаться с наличностью и ценными предметами.

То ли оттого, что, увлеченный игрой, кидала не обратил внимания на вояку, потребовавшего у него вернуть деньги «лоху ушастому», то ли чрезмерная уверенность в качках, прикрывающих его промысел, сыграла с бедолагой злую шутку, но, в ответ на короткое замечание из словаря ненормативной лексики касательно маршрута непрошеного заступника, последовал хук справа, надолго лишивший несчастного возможности говорить с кем бы то ни было. «Случайных прохожих», стремящихся во что бы то ни стало принять участие в судьбе незадачливого кидалы, оказалось неожиданно много, но сейчас перед ними был не доведенный до отчаяния дуралей, проигравшийся в пух и прах, а прирожденный боец, расчетливый и спокойный. После пропущенного удара в голову он перестал замечать перед собой живых людей, имеющих законное право на эту самую жизнь. Владимир бил тяжело и жестко, как в зале по мешку. Бил, ломая встречные челюсти и круша ребра. Бил по силуэтам, не чувствуя боли и не желая останавливаться. В момент, когда на помощь игрокам подоспел наряд милиции, еще четверо пропагандистов игорного бизнеса отдыхали в глубоком нокауте на пыльном полу Курского вокзала.

— Хорош! — ухмыльнулся начальник линейного отделения милиции, оглядев со всех сторон еще недавно бравого дембеля. Впервые надетая парадка с «Красной звездой» и «Отвагой» сейчас вряд ли смогла бы удовлетворить взыскательное огородное пугало, зато уж лицо старшего сержанта с рассеченной губой, расквашенным носом и подбитым глазом, точно, могло нагнать страху на слабонервную публику. — Что с тобой делать прикажешь?

— Воля ваша, — обречено вздохнул Владимир, заранее прикидывая, что пятнадцать суток усиленной уборки улиц, пожалуй, будет самое меньшее, на что он может надеяться по результатам сегодняшних боев.

— Товарищ подполковник, — молоденький сержант-срочник, постучав, бочком втиснулся в кабинет начальника. — Там его девушка к вам рвется. Что сказать-то?

— Пусть ждет. Не съедим мы ее красавца, — хмыкнул тот, еще раз смерив насмешливым взглядом собеседника, ладно, боец, не дрейфь. Мордобой ты, конечно, учинил знатный и, по-хорошему, следовало тебя отправить отдохнуть, поостудиться, но я эту шваль, которую ты сегодня отметелил, сам видеть не могу, с радостью бы их бестолковки поганые пооткручивал, да только вот, нет у меня против них ничего существенного. А штраф, который им по закону полагается, для них — тьфу, пустяк, они за день в десять раз больше срубят. В общем, так. Поскольку ты, как ни крути, человек военный, то сделаем мы следующим образом, — он набрал номер и, прикрыв ладонью телефонную трубку, продолжил. — Орлы мои протокол уже составили, отпустить я тебя просто так не могу. Поэтому мы сейчас тебя замылим.

— Что? — Непонимающе переспросил Владимир

Подполковник сделал обнадеживающий жест рукой и заговорил с невидимым собеседником.