Мишени изображали коварных преступников в шапках с прорезью для глаз, прикрывавшихся, в виде живого щита, заложницами, одетыми, видимо для накала страстей, в бикини, едва заметные с дистанции десяти метров. Красный огонек скользнул по переносице рисованного злодея. Спустя секунду там красовалось аккуратное отверстие. Грохот выстрела, упрятанный в секции глушителя, звучал не громче одинокого аплодисмента. Брат-близнец вышеупомянутого террориста, стоявший немного правее, был поражен подобным же образом, хотя и другой рукой.
— Прекрасная работа! — похвалил генерал-майор Кочубеев, разглядывая в стационарно установленный бинокль аккуратные дырочки над переносицей, издали напоминавшие ритуальные пятнышки индийских девушек. — Разрешите-ка, Тимофей Прокофьевич, я попробую.
— Попробуйте, Иван Михайлович, попробуйте.
Генерал-лейтенант Банников еще раз взглянул на пораженные мишени, сделал приглашающий жест рукой Кочубееву, уступая место у барьера. Подошедший адъютант принял из его рук генеральский “Хеклер и Кох” и исчез так же тихо, как появился.
— Лично я, Тимофей Прокофьевич, предпочитаю револьвер, — с какой-то неподражаемой ленцой в голосе поведал присутствующим генерал Кочубеев. — Отцовский наган был едва ли не самой любимой игрушкой детства. — Он поднял на уровень глаз вороненый Кольт “Питон” и начал прицеливаться.
Здесь генерал слегка лукавил. Подобное долгое прицеливание было ему не нужно. Генерал-майор Кочубеев считался признанным мастером интуитивной стрельбы, и потому, навскидку, от пояса, цель бил без промаха. Однако же, стрелять лучше, чем человек, с которым собираешься налаживать контакт, особенно же, если этот человек гордится своей стрелковой подготовкой, знак дурного тона.
— Потом, — продолжал Иван Михайлович, плавно нажимая на курок, — когда в кино начали показывать все эти “Лимонадные Джо” и прочее, я вообще в револьвер влюбился, как в девушку.
— В глаз! — удовлетворенно крякнул Банников, припадая к окулярам бинокля. — Точно в глаз, словно белку!
Кочубеев перенес огонь вправо, но выстрелил уже практически не целясь. Пуля легла на два пальца выше банниковской.
— Отличный выстрел! — похвалил генерал-лейтенант. — Прямо наповал.
— Ну, так, и мы кое-что умеем, — отозвался Кочубеев, лихо сдувая пороховой дымок, и воспетым в десятках кинолент переворотом вгоняя револьвер в кобуру. — Ну что, Тимофей Прокофьевич, возьмете меня в свою великолепную семерку?
— Что за вопрос? — расплылся в улыбке Банников. — Кого же еще, как не вас?
Генералы вышли на воздух из помещения тира, и многочисленная свита потянулась вслед за ними.
— Да, хорошо поработали, — как бы в никуда произнес Кочубеев, когда генералы остались одни. Быстро соображавшая свита, по достоинству оценив сближение двух монстров секретной службы, под отстала, оживленно общаясь между собой, обсуждая увиденное, вести с полей и ожидаемой ужин. — Вот уж, верно! — Иван Михайлович поднял вверх кулак, — вместе мы — сила.
— Ну, так о чем речь! — отозвался Банников, давно уже смекнувший, что юбилей начальника полигона является лишь поводом для встречи. — Я всегда утверждал, что самые толковые ребята Комбината либо у вас, либо у меня.
— Тут двух мнений быть не может, Тимофей Прокофьевич, — кивнул генерал-майор. — И последнее дело — тому лишнее доказательство.
— Эт-то ты о чем? — словно не понимая, к чему клонит Иван Михайлович, осведомился Банников.
— Полноте, Тимофей Пркофьевич! Мы тут одни, к чему прибедняться? О боеголовках из Энска, о чем же еще?! Мы ваш следок еще оттуда срисовали.
— Ну, срисовать-то, положим, срисовали, но сделать с этим ничего не смогли.
— Тимофе-ей Прокофьевич, — с улыбкой протянул Кочубеев, — ну что вы такое говорите? Разве это “не смогли”? Это у Самого там задвиги. Он на почве своего тотального недоверия, того и гляди, таких дров наломает! Сегодня он верит одному, завтра не верит другому, а на следующий день не верит никому. Разве можно так работать?! Но мы — то с вами, Тимофей Прокофьевич, не Президенту служим. Мы кто? Федеральная Служба Безопасности России. Чувствуешь, России! У Президента своих орлов из ФСО хватает.
— Верно говоришь! — кивнул Банников. — Пора бы Самому начать с нами считаться. Кстати, мне тут с мест докладывают, что твой Данич уже, не сегодня- завтра эти чертовы боеголовки сыщет.
— Работаем, Тимофей Прокофьевич, работаем! Полковник Данич свое дело знает. Ну, вашу-то ориентировку я тоже читал. Так что, каждый — на своем боевом посту. А эта ваша последняя идея дать информацию в СМИ, будто заряды обнаружены — это толково! Признайтесь, Коновалец придумал?
— Да-а-а, — протянул Банников, лихорадочно соображая, о какой кампании в прессе идет речь. — Геннадий Валерьянович у нас голова.
“Ему палец в рот не клади!” — про себя подумал Кочубеев. Но вслух продолжил:
— Кружилина мы теперь возьмем, это дело времени. Главное, крылья у него теперь обрезаны. Теперь его надо с толку сбить, заставить нервничать, метаться. Сейчас самое время “наверх” идти, пока еще не поздно.
— Ну что? — Банников протянул Кочубееву руку. — Сообща?