Танцуя с Кларой

— Пожалуйста, извините меня за то, что вынуждена приветствовать вас таким образом, — сказала Клара, отнимая руку у Фредерика и протягивая ее его матери.

— Моя дорогая, — сказала леди Беллами, беря ее за руку и склоняясь над ней с беспокойством на лице, — это был несчастный случай или болезнь? Нет, не пытайтесь двигаться. Я сяду здесь около вас, и мы поговорим по душам.

— Это была болезнь, мадам, — ответила Клара. — Длительная болезнь в детстве, когда я была в Индии. Одна из тех таинственных тропических болезней. Врачи, похоже, так до конца и не знали, что это было.

Баронесса была доброй, подумала она с некоторым облегчением. Она также, должно быть, была в некотором шоке. Барон лишь поклонился ей, сел на стул, предложенный Гарриет, и спокойно смотрел на нее. Фредерик сел с другой стороны от Клары и снова завладел ее рукой.

— Видя терпеливость и жизнерадостность Клары, — сказал он, улыбнувшись ей и затем, посмотрев на мать, — можешь ли ты удивляться, что я влюбился в нее, мама?

Ну конечно, подумала Клара, он наверняка был так же, как и она, обеспокоен этой встречей. Было очевидно, что он не сказал им всей правды, что он пытался обманывать их так же, как ее. Но они лучше его знали. Они поймут даже лучше, чем должна была понять она, настолько невероятной была его история. Как могли они смотреть на нее и верить, что он влюбился в нее.

— Гарриет, — сказала она, — будь добра, позвони, чтобы принесли чай.

Даже лучше, думала она, стараясь развлечь посетителей и чувствуя тепло сильной руки своего жениха, что все уже случилось. Возможно, в конце концов, ей было бы труднее встретиться с бароном и баронессой после тайной свадьбы.

Свадьбы не было еще четыре дня. Хотя причин для особой спешки и не было, понял Фредерик. Если бы кто-то из его кредиторов нашел его в Бате, они не стали бы слишком поспешно настаивать на своих требованиях, зная, что он должен жениться и на ком он собирался жениться. Он был в безопасности.

В итоге он не поехал в Лондон на следующий день после встречи с мистером Уайтхедом, как планировал. Его отец встретился с ним за завтраком, пока его мать все еще была в своей комнате. И это была довольно неприятная встреча. Барон пожелал знать правду.

— И не рассказывай мне эту небылицу про то, что ты влюбился в мисс Данфорд, Фредди, — сказал барон. — Имей уважение к моему интеллекту. Не хочу обидеть леди, но она очень далека от того, чтобы быть красавицей. Насколько велики твои долги?

Фредерик был вынужден признать долги приблизительно в половину той суммы, которую они фактически составляли. Он выслушал отцовскую нотацию и искренне пообещал, что изменит свои привычки. Эти нотации и обещания повторялись с неприятной регулярностью в течение последних лет семи или восьми.

— Но на этот раз, Фредди, — сказал его отец, — ты должен думать не только о себе. У тебя будет жена. Полагаю, на долю этой леди в жизни выпало уже предостаточно страданий. Я не допущу, чтобы мой сын причинил ей еще большие.

Фредерик пообещал с еще большей страстностью. И намеревался сдержать каждое слово. Но, с другой стороны, он всегда так делал. Он неизменно принимал решение начать жизнь с чистого листа каждый раз, когда отец вытаскивал его из какой-нибудь глубокой ямы, которую он сам же себе и выкопал. Он снова задался вопросом, шел ли когда-нибудь снег в июле. Если бы только кто-нибудь с достаточно долгой памятью мог доказать ему, что такое было, что однажды в истории это имело место, то тогда, возможно, для него была бы надежда.

— Но я действительно люблю ее, папа, — сказал он в заключение, ощущая потребность оправдаться в глазах отца. Каким-то образом отцу, бесконечно терпеливому и любящему его несмотря ни на что, одним печальным взглядом всегда удавалось заставить Фредди снова почувствовать себя школьником. — Я люблю ее больше жизни. Я женился бы на ней, даже будь она нищей.

Отец посмотрел на него тем взглядом, которого Фредерик всегда боялся больше, чем любого другого. Он даже предпочитал гнев этому спокойному, понимающему и полному разочарования пристальному взгляду.

— Не переусердствуй, Фредди, — сказал он. — Слова мало что значат. Покажи ей, что ты любишь ее больше жизни. Заставь меня гордиться тобой, мальчик.

Боже, этого хватило, чтобы у него защипало в глазах. Было бы верхом унижения заплакать перед собственным отцом. Он больше всего хотел в этот момент, чтобы его отец им гордился. Для двадцатишестилетнего мужчины было смешно признаваться в этом, даже самому себе.