Танцоры на Краю Времени: Хроники Карнелиана [ Чуждое тепло. Пустые земли. Конец всех времен]

«Танцоры на Краю Времени» можно уподобить магистралу ибо это произведение состоит из самопародий, автоцитат и аллюзий. В нем действуют герои, «пришедшие» из других книг Муркока: Уна Персон — героиня романа «Повелитель воздушных пространств» и «Приключения Уны Персон и Катерины Корнелиус в XX веке»; Освальд Бастейбл — скиталец по разным временам и пространствам из цикла романов «Прыгуны во времени»; Карл Глогер — персонаж повестей «Се — человек» и «Завтрак в руинах». В следующих романах появляются знаменитый принц — альбинос Элрик из Мелнибоне (повесть «Элрик на Краю Времени») и Огненный Шут, пришедший сюда из уже упоминавшегося романа «Ветры Лимбо». Здесь есть и центральный образ всех романов Муркока — Вечный Город Танелорн — первооснова мира — Город вне Времени и Пространства. Но Муркок здесь глумится над своей же святыней, также как и над всем остальным. Танелорн называется Шаналорном, ведь за прошедшие тысячелетия изменилось в памяти людей даже само звучание этого слова. И это уже не обитель героев, а всего лишь скопище руин, окутанных химической атмосферой.

Кроме «своих» у Муркока имеются в избытке и «чужие», причем как литературные герои, так и реальные личности: одного из «танцоров» зовут «Вертер де Гете» (те, кто не помнит откуда позаимствованы составляющие этого имени, могут уточнить это в комментариях), а еще один персонаж романа — знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс. В Зазеркальи возможно все, и Муркок доказывает это читателям со всей щедростью своего таланта.

Многие части текста «Танцоров» — чуть-чуть адаптированные цитаты из других его произведений. К сожалению, отечественному читателю почти неизвестно творчество этого интереснейшего автора. Все, что публиковалось на русском языке — это в большинстве своем ранние вещи Муркока, а если добавить к этому еще и качество перевода, предлагаемых читателям книг, то станет ясно, что Муркока мы не знаем совсем. Поэтому самопародии, которыми «нашпигованы» его книги, большинством не воспринимаются, так как нет адресата — оригинала мы, увы, не читали.

Сквозной узор романов представлен и в виде постоянных лирических повторов — Зазеркальных отражений. Одни и те же эпизоды отражаются бесчисленное число раз, переплетаются, образуют новые лабиринты еще более изысканные.

Вот начало первого романа: «Разузоренные в тончайшие оттенки светло-кофейного Железная Орхидея и ее сын возлежали на кремовом пляже из размолотой кости. Поодаль мерцало и шелестело молочное море. Был полдень. Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ленча. Блюда из слоновой кости были наполнены бледной рыбой, картофелем пастельных тонов, меренгами и ванильным мороженым. В самом центре этого натюрморта в светлых тонах ярким мазком желтел лимон».

А вот его конец: «Разузоренные в тончайшие оттенки зеленого Железная Орхидея и ее сын возлежали на зеленой лужайке, плавно спускающейся к лазурному озеру. Был вечер и веял легкий ветерок. Между Железной Орхидеей и ее сыном, Джереком Карнелианом, покоились остатки ужина. Блюда из нефрита были наполнены зелеными яблоками, зеленым виноградом, сердечками артишоков, имелся чеснок, корнишоны и незрелые дыни, сельдерей и авокадо, виноградные листья и груши. В самом центре этого натюрморта в зеленых тонах ярким мазком краснела редиска».

Такая стилистическая фигура в поэтике называется «просаподосис», то есть повтор слова или группы слов в тексте. Таких экзотических фигур с не менее экзотическими названиями в тексте рассыпано очень много. И это сюжетное кольцо-отражение встречается не единожды. Например, эпизоды с Джереком и Юшариспом, где инопланетянин, не имеющий представления о законах жизни на Земле Будущего, становится игрушкой в руках Джерека, который обманывает его ради собственной выгоды. А в конце романа уже Джерек Карнелиан попадает в 1896-й год, где становится таким же юшариспом, и его тоже использует для своих корыстных целей Нюхальщик Вайн.

Однако Маэстро этого мало, и он употребляет уже не просто повторения логических ходов сюжета или отдельных эпизодов, а начинает главу с той же фразы, которой заканчивал предыдущую.

На общую сетку повествования накладывается пласт всей мировой культуры и это дает возможность истолковывать «Танцоров» столь же многопланово, как, например, предсказания Нострадамуса. Многозначность вообще характерна для британской эстетики «нонсенса». Старый добрый английский анекдот о содержателе трактира который не обращает внимание на то, что его завсегдатай ходит по потолку, но удивляется, если он заказал не две рюмки бренди, а одну, можно взять эпиграфом и для известной поэмы «Охота на Снарга» Л. Кэрролла, построенной по всем канонам абсурдисткого жанра, и для лимериков Эдварда Лира, и для «Танцоров на Краю Времени» М. Муркока. «Бессмыслица» — это кредо для английской сатирической литературы. И общее ощущение от чтения такого рода произведений хорошо выразила Алиса из бессмертной сказки Кэрролла: «Очень милые стишки, но понять их не так-то легко…»