Танкист из штрафбата

…Все, включая комбрига, уже уехали. Во дворе танкистов ждала специально выделенная Чугуном полуторка.

– Все? – недовольно спросил водитель грузовика и еще пробубнил, мол, генерал и полковники разъехались, а этих, видите ли, ждать надо.

Родин не стал садиться к нему в кабину, а вместе с ребятами полез в кузов.

Громко чихнув, завелся двигатель. Тут же, будто с небес, раздался залихватский свист, а затем незабываемо-узнаваемое начало «Турецкого марша».

– Ты слышал свист? – Иван аж рот открыл от удивления.

Сидевший рядом Сидорский даже подскочил:

– «Турецкий марш»!

– Санька, что ли? – Руслик тоже встал. – Ну, сорванец!

Тут из окна палаты вылетел знакомый вещмешок, потом появилась сама Александра, с легкостью спрыгнула с подоконника.

– Ребята! – махала она так, будто в руке держала знамя.

Она была уже в форме, правда, на ногах вместо сапог были больничные шлепки.

– Тормози! – застучал по кабине Иван.

– Ты же говорил «все»! – Водитель тут же остановил машину. Такого зрелища он еще не видел.

– Все, да не все! – ответил Иван.

Вместе с вещмешком Сашку, как тростинку, подняли в кузов.

Она задыхалась, сердце колотилось, глаза горели, и столько в них было счастья и задора, как у девчонки-хулиганки, удравшей из школы.

– Ребята, ну куда ж вы без меня?

– Да уж куда без тебя, Санька! – Руслан, как и все, просто слов других не нашел.

А она сердито добавила:

– Форму дали и… удрали! Вот сапожки бы еще.

– О чем думал, Сидорский? – глянул вопросительно Родин.

– Обижаешь, командир! В моем мешке есть все, и сапоги тоже!

Тут же он вытащил неизвестно где добытую пару хромовых сапожек и протянул Саше.

Иван хмыкнул:

– А позвольте спросить, и шо ты выжидал, как жид на барахолке?

– Саня, скажи мне «спасибо», а всем сомневающимся в моих способностях – «пожалуйста». – У Сидорского был триумф экипажного завхоза.

– Спасибо, Киря!

Шлепки тут же улетели за борт.

Проводив их взглядом, Родин усмехнулся:

– Ох, сейчас и скандал будет в госпитале!

– А нипочем! – беззаботно ответила Александра. – Мне лично сам командующий армии дал разрешение.

– Да, случай уникальный для простого механика-водителя, – согласился Иван.

– Да и сам механик… уникальный, – подняв вверх палец, сказал Руслан.

– А то… – повела плечиками Саша.

Она была в восторге от подарка Кирюши: кроме кирзачей, она ведь ничего до этого не носила.

И потянулась дорога в родную бригаду, ревел с надрывом по ухабам и воронкам фронтового пути движок полуторки, водитель клял по привычке ямы и трудные места, а за бортом пока стояла непривычная тишина, нарушаемая редкими встречным машинами.

Каждый думал сейчас о своем, дорогом и сокровенном, но мысли у всех возвращались к настоящему, и не было большей радости оттого, что экипаж снова вместе, что на фронте часто случается совершенно непредсказуемое, особенно когда в неожиданный момент кому-то просто необходимо почудить. Ведь засыхает душа без куража! А Санька Деревянко, она – неисправима… Да и какой экипаж без Сашки!

И чем ближе они подъезжали к передовой, тем больше было ее зримых примет. Резануло нежданное зрелище людской толпы в чужой форме: колонна пленных немцев, бредущих под конвоем красноармейцев. Санитарные грузовики, с приглушенным светом фар, переполненные лежащими и сидячими ранеными, одиночные повозки беженцев с исхудавшими лошадками – вся эта масса людей и техники уходила в тыл.

По обочине дороги они обогнали танковую колонну, которая с мерным грохотом моторов и лязгом гусениц тоже шла на фронт.

Санька помахала им из кузова:

– Привет, танкисты!

И ближайший танк тут же мигнул ей фарами.

А передовая, как заждавшаяся хозяйка, настежь распахнула двери. И в это огромнейшее пространство, прорывая вражескую оборону, хлынули, устремились полки и дивизии. Всепогодным громом и оранжево-алыми зарницами в сумеречном небе разразилась сводная артиллерия корпусов. С разящим гулом над головами пролетали одна за другой эскадрильи хищных птиц – штурмовиков, и дальние взрывы бомб сотрясали землю. И если б земля была живая и чувствовала, то, наверное, сжалась от ужаса и боли от бесчисленных пуль, снарядов и осколков, вонзающихся в ее тело.

И всевышние силы, наверное, с темных небес, среди мириад звезд, взирали на этот очистительный огонь. Но вот задул свирепо крепкий и горький ветер, он принес с собой огромное черное облако, цвет которого был невидим в ночи, и он закрыл и небо, и Вселенную, оставив лишь острую горечь горящей степи и догоравшей неизвестной деревушки на далеком горизонте.