Танкист из штрафбата

Родин неторопливо направился к танку Бражкина, а Кирилл в мгновение ока очутился на земле, схватил лопату, лежавшую на броне, и протянул уже собиравшемуся уходить Потемкину.

– Держи, граф, – весело сказал он. – Поработаешь Львом Толстым!

Прохор опешил:

– На кой черт ты мне ее суешь?

– Бери шанцевый инструмент, есть шанс принять участие в героической обороне села Кукуево!

Потемкин рассвирепел: сдурел, что ли, Киря?

Тут из люка появилась голова Баграева, тот с ходу поддержал игру, мол, писарчук, ты в своем уме, приказы ротного не обсуждаются. Руслан, сидя на командирском месте, с таким жаром наседал, что Прохор стал постепенно остывать, заподозрив неладное. Хорошо, лопата в ход не пошла. Он воткнул ее с силой в землю, наконец, сообразив, что Иван его разыграл.

Прошка обозвал их придурками, так и не поняв, что это было. Он заторопился к Бражкину, непременно доложить о случившемся инциденте. Вдруг и правда был такой неожиданный приказ, а он его не выполнил? И чем ближе Потемкин подходил к палатке командира роты, тем больше скользкий и гадкий страх заползал ему куда-то в область подбрюшья.

Да, у него самый красивый каллиграфически выверенный почерк не только в батальоне, но и во всей бригаде. В школе по чистописанию он всегда получал «пять»! Но месяц назад допустил просто кошмарную ошибку: делая документацию для командира батальона, фамилию командира бригады написал через «ю»: Чюгун. Бражкин, увидев это «чудо», рассвирепел, пообещал засунуть его в пушку и выстрелить. Но тут же спокойно и очень внятно сказал, что отправит башенным под первую же вакансию. А за год в роте, батальоне и во всей бригаде от безвозвратных потерь сменилось, считай, 80 процентов личного состава.

Родин, подходя к командирской палатке, еще издали понял причину вызова. Бражкин, любивший напустить туману, и на этот раз сотворил по фронтовой жизни сюрприз – в виде обещанного пополнения.

Сейчас он прохаживался перед вытянувшимся строем «великолепной семерки», видно, уже успев накоротке расспросить каждого из новичков, и теперь рассказывал о славных боевых традициях гвардейской танковой бригады и 1-й роты в частности.

Родин доложил о прибытии, следом за ним доложил Бобер. Штокмана не вызвали, видно, разнарядки не было. Бражкин кивнул лейтенантам, чтобы стали рядом.

Вслед за взводными перед очами ротного несмело проявился Потемкин.

– Ты еще здесь, писарюга? – раздраженно спросил командир. – Взял лопату – и на окоп!

Хотел Прошка уточнить, на какой именно, но вовремя прикусил язык, оценив запредельную наглость этого вопроса, мол, какой там еще окоп, командир! Сразу путевка в экипаж! Потемкин скрылся из глаз и остановился как витязь на распутье. Куда идти: к Родину или к экипажу командира роты? На два окопа поочередно – здоровья не хватит. Ближе был командирский, там экипаж уже час как вгрызался в грунт. Башенный командир Коля Свердун, увидев озадаченного писаря, заорал:

– Ты где шляешься, ротный тебя куда послал?

Потемкин буркнул, что не его ума дело, и взял лопату, разрешив таким образом внутренние метания.

Пока командир говорил, Иван как «покупатель» уже приценивался к «товару», пытаясь угадать, кто из этих добрых молодцев станет механиком-водителем его гвардейского экипажа. За пятнадцать месяцев войны командир взвода Родин поменял три танка, два раза горел, ранен был и контужен, но, к счастью, легко. Быстро возвратившись в свой неизменный экипаж, что тоже было чудом, продолжил воевать. Взводные на фронте – расходный материал, и если зеленого летеху не убили в первом бою, считай, повезло, а если судьба отмерила еще месяц, три, полгода и еще столько же, значит, это было кем-то предписано сверху…

Бывалый фронтовик Иван Родин в свои 25 лет порой чувствовал себя 40-летним. Он получил на грудь медаль «За отвагу», орден Красной Звезды, а сотни тысяч ребят остались в братских могилах, безвестные, без наград и почестей. После сражения под Прохоровкой он подумал: «Переплавить бы фашистские „тигры“ и „фердинанды“ и отлить из них солдатские медали и живым, и мертвым»…

«Что ж вы, братцы, встали не по росту!» – подумал Иван, в мирном прошлом – спорторг класса и лучший нападающий футбольной команды школы.

На правом фланге стоял худой невысокий парнишка, комбинезон на нем сидел, как пиджак на пугале, – явно не по размеру. Голова выбрита «под ноль», пилотка – на ушах, глазенки черные горят, старательно выпячивает грудь, кулачки – по швам. «Курносый защитник Родины из 8-го „А“», – подумал Иван и дал ему кличку «недокормыш», на глаз определив в радисты-пулеметчики.

Второй боец был на голову выше, в плечах – удалая ширь, лет 20–25. С первого взгляда Иван понял, что это фронтовик, явно после госпиталя, рожа с хитринкой, руки – лопаты, вид простоватый, но цену себе знает. Этот траки таскать будет, как пулеметные ленты. Вот такого бы ему в механики-водители…