Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат

Стрелять из зенитки было одно удовольствие. Выбивал я в основном самые опасные танки, пропуская лёгкие, тут был смешанный состав. Моей целью были «тройки» и «четвёрки», а также шесть самоходок. Две я уже подбил, обе горели, потом третьей сбил гусеницу, та стала отползать под прикрытие дымов горевшей техники. Следующий снаряд пробил лобовую броню, и та загорелась. Какое счастье, что вместе с зениткой были именно бронебойные снаряды, но как жаль, что всего четыре ящика, по пять снарядов в каждом. Когда я выпустил последний, двадцатый снаряд, цели всё ещё оставались, уже дали второй залп «двойки», добивая последние очаги сопротивления. В принципе, весь лагерь немецких танкистов был затянут дымами, как и аэродром. Там горело топливо, подожжённое нашими при отходе. Меня вдруг толкнули в спину, и в наушниках восторженно проорал Лосев:

– Летит! Товарищ майор, летит!

Быстро поменявшись местами с ординарцем – тот стал помогать Бабочкину выкидывать наружу гильзы, чтобы мы не угорели, – я осмотрелся с помощью командирской башенки. От аэродрома уходила наша танковая колонна, за ними пристроилось два грузовика с погранцами. На них была окончательная зачистка, а от распаханной взлётной полосы оторвался немецкий бомбардировщик и, натужно ревя моторами, потянул в небо.

– Взлетел всё-таки, – довольно улыбнулся я.

Причина веселья была, на этом трофее, что как-то уцелел после взрывной волны рванувшего склада бомб, уходили летуны, забрав трёх тяжелораненых, что были на попечении наших медиков. Но главное, они забрали мой рапорт со снимками, сделанными на трофей – фотоаппарат, снятый с фельджандармов, на который политрук-пограничник нащёлкал фотографий на уничтоженном аэродроме, причём ему должны были позировать некоторые экипажи на фоне танков и уничтоженных самолётов. Нужно, чтобы в газетах появлялись такие фото, а то один сплошной негатив, а тут какое-никакое доказательство и наших побед тоже. Всё же почти сотню самолётов уничтожили. В общем, летуны с моим рапортом по действиям мангруппы, а также снимками, сделанными политруком, удалялись в сторону наших тылов. У нас, конечно, осталось мало истребителей, но всё же они есть, и я надеюсь, что летуны по закону подлости не попадутся им на глаза. Очень на это надеялся. Я вчера весь день был занят написанием рапорта о действиях мангруппы, целый талмуд получился. Да и фото будут в тему, покажут, как мы воюем. Нужно частенько напоминать о себе, чтобы не забыли, и как тут напоминать, если не своими действиями?

В это время Огнев, наш мехвод, без дополнительной команды запустил двигатель и пристроился в конце взвода «двоек», что на максимальной скорости ползли за основной колонной. Та неспешно отходила, нас ждали. За нашей самоходкой уже миномётчики со своим броневиком пристроились. Именно через него, вернее его радиостанцию, Погорелов принимал данные по лагерю немецких танкистов от Курлыкина, что подобрался к ним поближе. Он в принципе в бинокль и сам видел, но когда стали мешать дымы, корректировка Курлыкина стала актуальной, поэтому огонь миномётчиков был очень точен. До тех пор, пока у них, как и у нас, боезапас не закончился. В принципе, у нас одна надежда на пополнение – это найти машины с нужным боезапасом. Раньше находили, почему сейчас не получится? Посмотрим, не такой и редкий тип боеприпаса.

Догнав основную колонну, я обогнал её и втиснулся на пятое место, моё командирское. Снова разведка впереди, и снова мы на максимальной скорости движемся дальше. Потом была короткая остановка для осмотра и обслуживания техники, боезапас пополнили, а я опросил командиров. Многие были возбуждены и невольно размахивали руками, громко сообщая, как они уничтожали аэродром, чем вызывали у меня спокойную улыбку, я их понимал. Политрук подтвердил, что мой приказ выполнил, аж три плёнки нащёлкал и отправил с летунами.