Проект был подробно рассмотрен в Военной автомобильной школе. Начальник школы указал на общую сложность конструкции, неразработанность трансмиссии и механизма управления, ненадежность пневматических систем, предложил обеспечить движение при работе как обоих, так и одного двигателя. В июле 1917 г. проект был передан в ГАУ. Интересно, что при его рассмотрении специалисты Артиллерийского Комитета сравнивали его с танками союзников (журнал III, IV и VII отделов Арткома № 2472). Было указано, что «главное назначение броневых автомобилей, как легких, так и тяжелых (типа танков), заключается в содействии своей пехоте в открытом бою», а значит, огневой бой должен вестись «на дистанции не более 2–3 верст», на которой «недопустим другой род ведения огня, как прямой наводкой». Предложение же самоходной бронированной гаубицы «не имеет практического интереса», поскольку тяжелой артиллерии более соответствует тракторная тяга, нежели «закрытые башни». IV отдел представил данные: «Ни на одном французском или английском танке, ни на германских танках не устанавливалось до сих пор орудий выше 3-дм калибра».
Ход обсуждения проекта свидетельствует о внимательном изучении русскими специалистами опыта применения танков, четком понимании задач и способов действий боевых машин. То есть военное ведомство отнюдь не оставалось безразлично к идее «танка». Оценивались собственные проекты, изучался опыт союзников. Проект же «самодвижущейся башни» Дриженко остался без последствий.
Километрах в 80 от Москвы, к северу от Дмитрова, а точнее, за железнодорожной площадкой Орудиево, справа от полотна железной дороги есть участок леса, именуемый «Танка» или «Танга». Кто-нибудь из местных жителей расскажет, что столь странное название дано этому месту потому, то там строили первый русский танк. Хотя к танкам эту машину, известную как «колесница Лебеденко», отнести трудно, интересна сама попытка решения проблемы боевой вездеходной машины за счет колес большого диаметра.
Инициатором и руководителем ее постройки был инженер Н.Н. Лебеденко, возглавлявший так называемую военно-техническую лабораторию (иногда его называют «капитаном», но носил ли он реально такое звание, неизвестно). «Лаборатория инженера Лебеденко» занималась различными заказами, в частности смогла получить заказ ГВТУ на бомбардировочные прицелы. Предлагал Лебеденко и свой метод «определения позиции стреляющего орудия», так что военному ведомству был уже знаком. разработке «боевой колесницы» Лебеденко принимали участие сотрудники лаборатории Б.С. Стечкин и А.А. Микулин. Это потом первый станет выдающимся ученым в области гидроаэродинамики и теплотехники, второй — знаменитым конструктором авиадвигателей. Пока будущие академики — только начинающие инженеры. Микулину иногда приписывали и идею машины, но вот как он сам вспоминал о начале работы: «Однажды меня пригласил к себе Лебеденко, запер дверь в кабинет и на ухо сказал:
— Мне рекомендовал Вас профессор Николай Егорович Жуковский как способного конструктора. Согласны ли Вы разработать чертежи изобретенной мною машины? При помощи таких машин в одну ночь будет совершен прорыв всего германского фронта, и Россия выиграет войну…»
Кстати, рекомендация, данная профессором Жуковским Стечкину и Микулину, неслучайна — они не только были его студентами в Императорском Московском техническом училище, но и приходились ему племянниками (друг другу были троюродными братьями). Лебеденко смог заинтересовать своей идеей не только сотрудников, но и военное ведомство. Была изготовлена движущаяся (от заводной пружины) модель машины в масштабе 1:30. Эту модель Лебеденко якобы даже демонстрировал Николаю II, а в качестве препятствий на этом показе будто бы использовались разбросанные по полу объемистые тома «Свода законов Российской империи» (эта аллегоричная картина, возможно, возникла позже уже в устных преданиях). Как бы то ни было, проект получил одобрение. Микулин стал «главным конструктором» проекта, Стечкин — главным расчетчиком. Часть расчетов для проекта помог выполнить Н.Е. Жуковский. Средства на постройку опытного образца выделили Всероссийский Союз городов и ГВТУ, работы, развернувшиеся с середины 1915 г., обошлись в солидную сумму — 210 000 рублей.
Особой заботой Лебеденко стала секретность, которая у него, судя по воспоминаниям Микулина и Стечкина, приобретала почти театральный характер. Узлы делали на разных предприятиях: корпус и башню — в крытом манеже возле Хамовнических казарм, колеса — на заводе в Люберцах (ныне Люберецкий завод мостостроительного оборудования), привлекли и Сормовский завод. Сборку начали на большой поляне близ площадки Орудиево-среди выросшего с той поры леса и сейчас можно найти остатки двойного вала, когда-то опоясывавшего поляну. Вдоль вала, видимо, стоял забор или частокол.