Танк смерти (сборник)

«В сумке бинт; расстегни, возьми,
а я скорей побегу за людьми».

Если война; кольцо железное;
Враг наступает, как зверь, разъярясь,
Красная часть от своих отрезана, —
Как со своими наладить связь?

Каждую тропку враг сторожит,
в небе парят самолеты вражьи.
Кто на виду у врага пробежит?
храбрый из храбрых под пулей ляжет.

Кто на виду у врага пробежит?
Храбрый из храбрых, Джим побежит.

Он побежит по любому пути;
дорога жизнь красноармейцев;
он побежит по любому пути,
чтоб красную часть спасти.

В Красной армии много собак
таких, как Ахим и Джим.
Но и в мирное время не дремлет враг.
Тогда, защищая советский флаг,
они сторожат рубежи.

Они сторожат советских границ
каждый вершок и пядь,
чтоб ни один в Союз не проник
белогвардеец опять.

«Эй, пограничник, Гун заворчал:
хрустнул валежник, шурша.
Эй, пограничник, Гун заворчал:
слышит шпионский шаг.
Ты не один, пограничник: с тобой
собака разделит опасность и бой».

Но Союза враги рыщут
не только у рубежей.
Потому-то у нас тыщи
четвероногих сторожей.

Сторожевые заняв посты,
они охраняют советский тыл;
в далеких степях — стада,
магазины — в больших городах;
красноармейцам в помощь
сторожат гаражи, ипподромы,
и склады, в которых порох
готов к обороне страны,
потому что быть может скоро
мы услышим сигнал войны.

Винтовку тогда стиснет
Каждый честный боец;
Винтовку тогда стиснет
Накрепко твой отец.

И если отец твой будет ранен,
В крови упадет под откос,
Помни: вернет его Красной армии
И тебе вернет его — пес.

Саттар Ерубаев О БУДУЩЕЙ ВОЙНЕ (1934)

Один из моих товарищей, бывало, удивлял и поражал нас своей необычной, довольно своеобразной точкой зрения на что-либо, своими неожиданными и, в общем-то, интересными рассуждениями. Да вы знаете его, я говорю о Рахмете.

За его увлеченность, умение затевать необыкновенные и горячие споры мы прозвали Рахмета философом. Да он в какой-то мере и был фантазером-философом. Особенно любил он доказывать, что главным законом познания нужно, якобы, считать метод сравнения. Всякую вещь, все жизненные явления он как бы подводил под категорию сравнения. Такой категории я что-то не встречал в философии и к тому же думал, что в науке и жизни далеко не все нуждается в сравнении и поддается сопоставлению. Но Рахмет все-таки отстаивал свое.

— Подумай сам, — говорил он, — как ты, к примеру, узнаешь, насколько хороша наша сегодняшняя жизнь? Разве можно обойтись без ее сравнения с нашей прошлой жизнью? Если даже, скажем, покупаешь кило хлеба, так ведь его обязательно взвешивают, сличая с килограммовой гирей. Вот перед тобой две палки. Которая из них длиннее? Попробуй не сравнить. Ну и так далее. Конечно, это элементарные, так сказать, примитивные формы сравнения. Но не с них ли пошла в науке одна из сложнейших абстракций?

Рахмет приводил много примеров. Из нашей повседневной жизни, из области политики, из различных сфер науки. «Вроде бы одноцветен солнечный луч, — говорил он. — Белый, прозрачный. Но вот оказалось — этот самый белый пучок света состоит из семи цветов: красного, оранжевого, желтого, зеленого, голубого, синего, фиолетового».

Известно, например, что красный цвет преломляется и распространяется в воде и воздухе быстрее, чем синий цвет. Чтобы доказать это, наверное же, необходимо было сравнить скорости их волн в той или иной среде, узнать длину волны светового потока, которая, кстати, не превышает одной миллионной части миллиметра (миллимикрон). Или взять химические элементы. Атомный вес азота — 14.007, неона — 20.183, радия — 225.97. Определение такого различия в весах тоже ведь потребовало какого-то сопоставления.