Танго железного сердца

— Вот мы и пришли, — осипшим голосом произнес Коршун, указывая на темную нишу в стене. — Постарайтесь не шуметь, все спят.

Справа от ниши синими трафаретными буквами было выведено «Жилой блок». Кирилл Мефодьевич, избавляя Баланова от своего чересчур тесного общества, нажал на ручку утопленной в стену двери.

2

Утро для Баланова началось со столовой. Что-то было и раньше: непонятная суета за дверью, бодрые голоса, смех, яркий свет ламп, внимательное лицо Коршуна. Затем: кафельный пол, длинные ряды металлических раковин, снующие вокруг люди, ледяная вода и почти знакомое отражение в зеркале. Снова Коршун, свет, кафель, спины, спины, спины, лежащий на батарее резиновый сапог. Но все это смешалось в единую неаппетитную кашу, наподобие той, что Баланов с подозрением ковырял ложкой вот уже десять минут кряду. Более привлекательной каша не становилась: желто-зеленая субстанция, липнущая к столовым приборам (в том числе, вилке, взятой на случай, если блюдо окажется пудингом) и застывающая на глазах. Единственно верным решением казалось класть на нее кирпичи.

— Зря вы так долго над едой сидите, — раздался женский голос. — Остынет, совсем есть не сможете.

Баланов поднял глаза. Напротив него, держа поднос с завтраком, стояла коротко стриженая девушка. Ее хрупкая фигурка странно смотрелась на фоне общей массивности и бетонности Центра; покрытых голубым пластиком исцарапанных столов, круглых шершавых колонн, деревянных скамеек и сосредоточенно жующих физиономий. Будто пробивающийся из асфальта росток, немыслимым образом преодолевший наваленную на него тяжесть.

— А это едят? — усмехнулся Баланов. — Никогда бы не подумал.

— Зря смеетесь, — сказала девушка, — ничего другого в лаборатории вам достать не удастся. Только если за очень большие деньги… И то вас, скорее всего, надуют.

— Больших денег у меня нет, поэтому я спокоен, — Баланов оставил в покое ложку и показал на скамью. — Вы, быть может, присядете? Мне уже совсем неудобно.

Девушка улыбнулась. Наклонилась, чтобы поставить поднос — Баланов заметил на ее правой руке след от ожога. Браслетом он охватывал тонкое запястье и поднимался выше по предплечью, растекаясь белесым пятном.

Смущенный Баланов отвел глаза, усиленно заработал ложкой. Каша и вправду оказалась не столь отвратительной. Видимо, все дело в хорошей компании.

— Вы, значит, и есть тот самый специалист? — спросила девушка. — Из города?

Несколько жующих физиономий с любопытством повернулось в их сторону. Баланов почему-то почувствовал себя неловко — чужак в чужой стране; даже поесть спокойно не получается. Он отложил ложку.

— Кажется, да.

— Будете ремонтировать Машину Смерти?

— Чего?! — Тут Баланов понял, что его застали врасплох. Девушка засмеялась.

— Советская Машина Смерти, — сказала она. — У нас ее так называют.

— Кто называет?

— Да все.

Баланов хмыкнул, затем посмотрел на собеседницу, насмешливо прищурившись:

— А как вас называют? Если не секрет?

Оказалось — очень даже не секрет.

— Так что там с Машиной? — поинтересовался Баланов, когда церемония знакомства подошла к концу.

— Просто рядом с ней чувствуешь себя жутковато, — сказала Маша. — Она такая старая и гудит. Вы знаете, очень странно. Будто внутри нее много-много злых пчел. Сидят внутри, и только глаза их в темноте отсвечивают.

— Это лампы, — пояснил Баланов. — Всего лишь старые электронные лампы. Не стоит их бояться. У них характерный звук. Мягкое такое гудение, понимаете? Ничего зловещего. Хотя… — он задумался и добавил уже менее уверенно, — если их много…

— Она большая, — сказала Маша.

Человек с высоты двухметрового роста внимательно рассматривал Баланова выпуклыми, темными, по-птичьи блестящими глазами. Горбатый нос человека опасно навис над головой Коршуна. Казалось, сейчас этот хорошо заточенный инструмент стремительно полетит вниз, набирая скорость, врубится в бледную лысину, как ледокол «Ленин» в арктический лед. И пойдет крушить — с хрустом и грохотом.

Молчание затянулось. Баланов не выдержал первым.

— Доброе утро! — произнес он громко.

Гость покачнулся, тонкие губы скривились.

— Какое, к чертовой матери, утро?! — в раздражении бросил человек. — Где вы его видите?

Баланов на мгновение оцепенел от подобной грубости. Горбоносый вновь покачнулся на длинных ногах. Развернулся среди голубых обшарпанных столов, точно океанский лайнер, и, гордо рассекая выдающимся форштевнем пространство столовой, вышел вон. Позади мягко колыхались жующие волны, поднятые кильватерной струей.

С минуту за столом царила тишина.

— Не обращайте внимания, Юра. — Маша отложила ложку. Звякнуло. — На самом деле он очень хороший.

— Кто это был? — спросил Баланов.

— Абрамов это был, Юлий Карлович, — кисло пояснил Коршун. — Да-да, не обращайте внимания, он всегда такой. Гений местного масштаба, что ж вы хотите. Знающие люди говорят: опубликуй профессор Абрамов результаты своей работы — наутро он проснулся бы ученым с мировым именем.

— А он разве?..

Кирилл Мефодьевич развел руками:

— Как видите, нет. Закрытая тема.