Танго втроем

– Да что он может сделать? Через две недели премьера. Мадлена в твоем исполнении великолепна, а его Мольер очень неубедителен…

– Я давно тебе говорила – он не должен был его играть.

– А… – махнула я рукой, – не наше дело.

– Разве? А я думала, что наше…

С некоторых пор я чувствовала, что Зигмунд хочет меня о чем-то попросить, только не знает, как начать. Может, он хочет поговорить о своей роли? С каждой репетицией он играл все хуже. Странно, что у режиссера не было к нему претензий – он не делал ему никаких замечаний. Возможно, режиссер посчитал, что одной звезды вполне достаточно, чтобы держать на уровне весь спектакль. Ведь именно так было с Лонцким. В постановке все могло идти вкривь и вкось, но стоило появиться на сцене Лонцкому, и зрительское внимание было целиком отдано ему. В нашем спектакле «Кабала святош» ярче всех выделялась Мадлена.

– Оля, видишь ли, тут такое дело… – наконец решился Зигмунд на разговор. – Готовится к выходу один новый журнал, что-то вроде польского «Пари-матч», и главный редактор предложил нам обоим дать интервью для его первого номера.

Я ошарашенно уставилась на него:

– Интервью? Вдвоем с тобой?

– Ну да, сразу с нами обоими.

Выражение лица у него было смущенное.

– Но ведь мы с тобой решили не давать подобных интервью. Наша личная жизнь должна была быть табу для всех.

– Согласен, ты, конечно, права, но… они предложили большие деньги, у них богатый фонд… и все такое… это их первый номер. Журнал получил приличную сумму на раскрутку, понимаешь?

– Ага, как все эти немецкие журнальчики, которые то и дело рекламируют по телевизору. «Только у нас! Зигмунд Кмита и Александра Полкувна рассказывают о своих тайнах. Купи и убедись сам!»

Зигмунд все больше заводился:

– Послушай, это совершенно другое дело! А кроме того… Я уже дал согласие.

– Мог бы сперва со мной посоветоваться. Но если ты с ними уже договорился, разве у меня теперь есть выход?

Он пристально взглянул на меня. Зигмунду показалось подозрительным, что я так легко согласилась. А сдалась я так быстро, потому что еще вчера прогуливалась с его бывшей женой, отчего чувствовала себя перед ним виноватой – он ведь ни сном ни духом не знал о наших встречах после репетиций. Как же я потом пожалела о своем поспешном согласии! Интервью превратилось в маскарад с переодеванием. Зигмунда облачили в смокинг, а меня – в длинное вечернее платье, к которому добавили нитку жемчуга. Потом мне еще несколько раз пришлось переоблачаться – то в костюм с мини-юбкой красного цвета (при этом меня заставили дефилировать на высоченных каблуках), то в свитер под горло и юбку. Меня жутко утомили и само переодевание, и позирование перед объективом фотографа, который безапелляционно распоряжался:

– Так, а сейчас обнимите мужа за шею, голова к голове… склонитесь к нему поближе… и улыбочку, пожалуйста, в тридцать три зуба.

«Тебя бы заставить улыбаться во все зубы», – бесилась я про себя, но сделала все, как он велел, – мне очень хотелось, чтобы Зигмунду достались эти деньги, в которых он так нуждался для завершения строительства дома.

– Неужели сумма и правда настолько велика? – спросила я, когда банда фотографа с ассистентами и визажистов наконец убралась восвояси.

Съемки остались позади, осталось провести интервью.

– Правда, – ответил он, – их хватит, чтобы покрыть крышу.

– Ну, что же, я рада, – закрыла я вопрос.

Беседа с журналисткой на первый взгляд была приятнее фотосессии. Я говорила то, что наметила заранее. И после ее ухода тут же обо всем забыла. Неудивительно, ведь я так спешила в театр. Потом собиралась поехать к Эльжбете. Мы заранее условились на определенный час – она хотела мне кое-что показать. Однажды я ее спросила, чем она занимается в свободное от домашних хлопот время. Как проходит ее день, разумеется, когда нет репетиций.

– Ты ведь уже знаешь, меня содержит дочь, я тебе говорила, – ответила она.

– Ну а вообще что в твоей жизни происходит? Что ты обычно делаешь?

– Звезды рассматриваю.

– Ты серьезно?! Как это?

– У меня на крыше есть телескоп. Ты не представляешь, как это увлекательно. Я знаю о звездах почти все… но хочу знать больше. – Она посмотрела на меня. – Это ты себе вообразила, что все начинается и заканчивается театром. А на свете есть столько интересных вещей. К примеру, астрономия. Иногда я полночи провожу за телескопом. И тогда все становится на свои места. Если бы не это мое увлечение, не знаю, что бы со мной было после его ухода… А так я себе объяснила, что он и я – лишь пылинки в огромном космосе… какое имеет значение, что чувствует какая-то пылинка…

Я была так поражена этим признанием, что долгое время не знала, что сказать. И заявила самое дурацкое из всего возможного:

– Но ты ведь не хотела мириться с разводом, писала разные заявления, только было уже поздно.

– Не писала я ничего. До меня тоже дошла эта сплетня. Неужели и ты думаешь, что я до такой степени глупа, чтобы хлопотать об отмене судебного решения?

– Так значит, это была сплетня?

– А ты еще не привыкла, что в театральной среде сплетня заменяет правду? Об этом известно всем – так удобнее.