Танго втроем

— Неошкуренными?

— Что?

— Нет-нет… Это я так. Окей.

Не то, чтобы я рассчитывал…

— Ужин готовлю я. Это не обсуждается.

Эти откаты в проблемы ванильной реальности и необходимость терпеть ее мнение внутри сессий, не «есть хорошо». Но я сам начала эту тему. Нужно более организовано всё оформлять.

— Базилик могу есть только в твоем исполнении. — На ее вилке черри гриль с листиком базилика. — Почему так?

— Базилик нужно сочетать с кислотой — томаты, лимонный сок и только хорошее оливковое масло.

— Ладно… — жмурится. — Забирай свои ужины.

— Компромиссы… — морщусь я.

— Нет. Компромиссы — «это когда ни тебе ни мне, и никто не доволен». А я довольна…

Доливаю нам вина.

— За что выпьем, Женечка?

— За твою уникальную способность совмещать Подкаблучника и Доминанта.

Смешно…

Но с ней это так! И меня не обламывает это.

Мы улыбаемся друг другу.

— Не всегда в нужном для меня порядке, конечно…

Что-то ты разговорилась…

— Займи свой рот. Или это сделаю я.

Застывает на полуслове. Облизывает губы, провокационно улыбаясь. Они налились кровью и немного опухли от острых специй. Минет… в этом остром ротике… может быть очень и очень… чувствительным! И для нее и для меня.

Но нельзя же беспрерывно трахаться, когда мы наедине.

Еда без чувства голода теряет свою прелесть.

Не хочу лишать ее голода. Хотя свой — мне не утолить еще очень долго. И я просто запоминаю идею.

Вилка с тихим стуком ложится в пустую тарелку. Но я снова вспоминаю тот ужасный звук.

Вот как её не лупить?

Никак…

— Одиннадцать.

— М? — отрываясь от бокала, распахивает глаза.

— Коленями на кресло. Быстро.

А потом, пусть мурлыкает…

И никаких других аудиальных якорей мне!

Кладу руку на ягодицу. Прохладная… Пока.

Сжимаю…

Не розгой. Слишком жестко. Она не заслужила этого.

Не ладонью. Это вообще сомнительный вариант. Либо слишком лайтово, в формате игры, либо уже импульс массы такой, что может стряхнуть и почки. Нет…

Ремень или флогер. Ремнем жесче.

Или всё-таки розгой. Чтобы быстро вспомнила как быть послушной девочкой? — веду пальцем по следу.

Вздрагивает.

Расстегиваю ремень, наблюдая как она сжимается.

— Одиннадцать?!

— А ты решила поторговаться?

Отрицательно качает головой.

Боль…

Боль — это хорошо. Если, естественно, она в рамках Пределов и если она имеет смысл. Первое позволяет простимулировать гормоны — адреналин и эндорфины. Да… спейсы Нижних возможны либо благодаря боли, либо — памяти о ней. Тут без вариантов. Второе — позволяет сохранить связь, если у Нижней нет понимания, что боль — это забота о ней, тогда боль разрушает связь, начинается проигрывание роли и смысл в отношениях исчезает.

Складываю ремень петлей. Чем уже ремень, тем ощутимее удар. Мой не широкий, но достаточно мягкий.

Пороть ремнем — это сложная техника. Я ей владею. Очень много деталей, если не хочешь получить неприятные спецэффекты. Я — не хочу.

— Замри…

Ее дыхание ускоряется.

Глажу.

— Моя девочка… — кладу ее лицом на спинку кресла.

Красивая…

Стягиваю трусики до колен.

— Ты совсем забыла кто я и кто ты. Это мешает тебе. И это мешает мне. Хочу напомнить…

Каждый удар по одной ягодице. Первые четыре серединой петли. Повышаем болевой порог постепенно.

Размах, удар, вскрик.

Ее дыхание срывается.

— Один.

Размах, удар, вскрик.

Несколько рваных всхлипов.

На ягодицах вырисовываются красные полосы.

— Два.

Не увеличивая силу удара.

— Три… Четыре…

Сейчас будет сложно. Чуть сильнее. Концом петли.

— Пять!

Вскрик! Резко выпрямляется. Перехватываю за волосы на затылке, резко укладывая обратно.

— Теперь немного про якоря…

Замах, удар. Вскрик.

— Мне не нравятся такие звуки. Еще больше мне не нравится, когда какая-то дрянь делает это намеренно. Ничего не хочешь сказать?

— Прости…

— М?

— Простите, Мастер.

— Закрепим якорь.

Замах, удар. Вздрагивает. Тишина. Не дышит.

— Дыши…

Дыхание срывается, всхлипывает.

Присаживаюсь перед лицом. Разглядываю. В глазах слезы.

— Я не Заяц… — вытираю слезу с щеки. — И когда мы остаемся с тобой внутри НАС, мне свой характер показывать не надо. Провоцировать не надо.

Допиваю свое вино.

Ягодицы горят.

— Давай с тобой вспомним… Для чего ты нужна?

— Чтобы быть твоим удовольствием.

— Ты забыла, что доставляет мне удовольствие?

— Нет.

— А мне показалось — забыла. Напоминаю…

Два удара подряд.

— Такие вот болевые якоря, детка. Работают?

— Да!

Удар.

Всё, плачет. Бедра горят малиновым.

Плачет — это хорошо…

Женские слезы выводят избытки гормонов стресса. Женщинам просто необходима систематическая жесть для того, чтобы расслабляться. Именно через это поле и заходят в бытовой мазохизм, учась подсознательно провоцировать мужчину.

Бытовой — это низко. Мы же не животные. Нужно оформлять женские потребности!

— Сколько?

— Десять.

— Десять… Что я делаю сейчас?

— Наказываешь.

— Нет. Я делаю тебе очень ценный подарок. Свой авторитет. Женщина, не имеющая мужского авторитета бессмысленна, распущена, всегда неудовлетворена и несчастна. Авторитет это всегда страх. Страх возникает только там, где есть боль.

Боль и страх можно давать и манипулируя психологически, ломая душу, но эта грубая форма садизма присуща больше Ванили. Меня тошнит от этого извращения.

Всё должно быть в Пределах.