Социальные контакты между разными слоями населения здесь невозможны, что заставляет требовать если не уважения к идеалистическому принципу, согласно которому все люди рождаются равными, то уж хотя бы предоставления людям шанса чего-то достичь, если они прикладывают к этому усилия и усердно трудятся. Мне вспоминается телевизионное интервью с бразильской актрисой — она шокировала зрителей, сообщив, что, живя в Нью-Йорке, обходилась без уборщицы. Журналистка рот раскрыла от изумления и ужаса при мысли, что актриса своими руками подметала полы в своей собственной квартире.
— Но почему, дорогая?
— Я не могла себе этого позволить, — пожала плечами артистка. — В Америке труд уборщиц весьма высоко оплачивается.
Всем кариокам, богатым и бедным, свойственна этакая роскошная праздность, когда дело касается труда и производительности. Качество обслуживания в городе кошмарное, наличия коррупции никто не признает, а люди постоянно жалуются, что их прислуга ворует. Каждый мечтает получить теплое местечко на государственной службе, откуда их не уволят. Но трудолюбие и тягу к работе здесь не почитают за добродетель. «Как шикарно! — в восторге восклицал Густаво, когда я выходила на пляж. — Только очень шикарная женщина может отправиться на пляж во вторник утром!»
Труд в Рио-де-Жанейро устарел и вышел из моды — те, кто берется за работу, ждут, что их будут эксплуатировать, а тем, на кого собираются работать, эксплуатировать их вроде как полагается. Временами отношения между работниками и начальством балансируют на грани комедии или даже эротического садомазохистского фарса. Унижение, деградация, бесправие — самые популярные методы.
Но вернемся ко мне. Я боролась не только с перспективой полного обнищания, но и с реально настигшей меня относительной бедностью. Кьяра, поправив финансовые дела за счет доверительного фонда, вернулась в Рио с «полным баком» и обновленными радужными перспективами своей революционной деятельности, отец Карины предложил ей приобрести квартиру за его счет, а у Густаво была Каса Амарела и в придачу целый остров к югу от Рио, который он ласково называл «моя ферма». Новые туристы с невообразимыми банковскими счетами приезжали, чтобы поселиться на Руа Жоаким Муртину и некстати становились друзьями — Нико, с его пособием по безработице от щедрого правительства Франции, и Анна, еще одна итальянская иждивенка. Они, по тонкому определению, данному местными маландру, тратили dinheiro de primeiro viagem, то есть «деньги первой поездки», что намекало одновременно и на их щедрость, и на наивность. И только у меня одной не было никакого «фонда» в запасе, и только я одна продолжала жить абсолютно не по средствам.
Применив бразильский подход, я позвонила отцу и попыталась разнюхать, нельзя ли подступиться к немалым активам семьи Майкл — хотела понять, нельзя ли с пользой для меня сбыть хоть несколько голов кенгуру из тех миллионных стад, которыми я так прославилась здесь, под тенистыми кущами Санта-Терезы, — но из семейного лагеря не раздалось ни звука ободрения и поддержки. Решительно все, кого я знала, твердили, что хорошенького понемножку и мне уже давно пора вернуться домой, начать тратить по два часа в день на дорогу, трудиться — словом, жить в реальном мире, как все они. Нет, мой отец никогда не был рабом. За его плечами была вполне замечательная, нерегламентированная жизнь. Может, именно потому он так и волновался. Единственной из всех детей, казалось, удалось-таки добиться успеха в деловом мире, и вдруг она дает деру в Бразилию.
— Доверительный фонд? — скептически переспросил папа, когда я предложила свое видение выхода из сложившейся ситуации. — Да ты последний человек, которому я доверил бы хоть какой-то фонд.
Братец повел себя не лучше и не проявил никакого сочувствия.
— Ах-ах-ах, страсти какие, — передразнил он, услышав по телефону мои рыдания. — Приезжай-ка домой и работай, как все остальные, ленивая ты корова.
Сестра хотела помочь, но возможности ее были ограниченны.
— Могу одолжить тебе пару сотен.
— Пару сотен чего?
— Пару сотен долларов.
— Такой суммой мои счета не оплатить.
— Когда вернешься, можешь жить у меня, — с готовностью предложила она.
— Да не собираюсь я возвращаться! — взвизгнула я так, что даже сама удивилась силе взрыва.
— Да, я знаю. Но если надумаешь… ну, ты поняла… — уверила она.