Бал во дворце Копакабаны — событие для избранных, чтобы попасть туда, требуется богатство или красота, причем и то и другое в немереных количествах. К тому же качество вашего, скажем так, социального статуса определялось еще и тем, платили вы за приглашение или добивались его всеми доступными способами. Хотя всеобщее внимание может быть приковано к украшенным полуобнаженным телам сериальных звездочек последнего сезона, именно те, кто покупает приглашение, попадают в объективы фото— и телерепортеров; в действительности всё здесь держится на богатых, немолодых и скучных людях, которые могут себе позволить не моргнув глазом выложить две тысячи реалов за билет.
Удостоверившись, что у моего богатого папаши нет ни возможности, ни желания раскошелиться и обеспечить дочурке вхождение в светское общество Рио-де-Жанейро, Густаво занялся добыванием для меня билета по обычным бразильским каналам. Другими словами, речь шла о небольших
Для начала Густаво устроил для организатора обед в замке своего брата. Семейное торжество состоялось в жаркий воскресный день в салоне на первом этаже. Стены салона были увешаны творениями лучших бразильских живописцев, на каминных полках теснились золотые барочные ангелы. Сквозь жалюзи на окнах можно было разглядеть и скульптуру в саду — подлинный Матюрен.
Густаво, как всегда, был в безукоризненном белом костюме. До появления гостя он втолковывал мне, что мы располагаем двумя лакомыми кусочками, чтобы его подкупить: во-первых, само Шато Идеал, где уважаемый церемониймейстер хотел бы устроить обед для третьесортной заезжей знаменитости из Франции; во-вторых, сын соседей Густаво, восемнадцатилетний юноша, прекрасный, как статуя работы Микеланджело. «Им не хватает таких красавчиков, — пояснил Густаво, — поскольку тема Карнавала в этом году — Атлантида».
Мой обветренный австралийский шарм, проинформировали меня с жестокой прямотой, никакой ценностью не обладает и рассмотрению не подлежит.
— Держись естественно, дорогая… Говори о кенгуру… об алмазных копях, которыми владеет твой отец… о рабах, которыми твоя матушка командует, сидя на веранде дома. Деньги, милая. Деньги. Скажи-ка им, что ты писательница. Нет… — Густаво задумался, наморщив нос. — Журналистка — правда ведь, это звучит убедительнее?
Он ободряюще потрепал меня по руке и лукаво подмигнул.
Круглый стол был готов к приему гостей. По три ножа и вилки у каждой тарелки английского фарфора; под тарелками золотые подставки; хрустальные бокалы для вина; серебряные кубки с гравировкой для воды; покрытая гравировкой серебряная утка-супница, под спинкой которой обнаружился какой-то странный холодный суп; множество серебряных подносов с тускло поблескивающими ломтями разных видов холодного мяса…
Приступили к рассаживанию гостей: Густаво, Луис-Карлос, косящая под Брижит Бардо дама не первой молодости по имени Шу-Шу, церемониймейстер, я, мама соседского юноши и две потенциальные мужские модели были распределены вокруг стола с правильными интервалами, как пешки на шахматном поле. Луис-Карлос, хозяин дома, держал крошечный золотой колокольчик и, как только все разместились, громко позвонил. По этому сигналу толстуха в шлепанцах начала разливать в кубки воду, и мы приступили к трапезе.
Дискуссия о религиозной скульптуре восемнадцатого столетия прервалась, когда начали подавать креветок под соусом. Я помалкивала, ограничиваясь глубокомысленным хмыканьем и понимающими смешками — последние пошли в ход, когда церемониймейстер поднял вопрос о своих «парижских» планах относительно замка. Когда подали основное блюдо, а беседа коснулась бразильского модернизма, я решилась вставить словечко о своем любимом художнике Ди Кавальканти,[74] расписывавшем улицы Лапы в первой половине прошлого века. Весь стол повернулся ко мне. Густаво одобрительно кивнул. Церемониймейстер в первый раз посмотрел прямо на меня своими пронзительными глазами. Нос у него слегка подергивался.
— А