Танго в раю

Когда его, находившийся по другую сторону провода, собеседник назвал себя, Джек медленно поднял голову, и на его лице появилось смешанное выражение удивления, недоверия и сдерживаемой надежды. Он слушал, отвечая только «да» и «нет», потом повесил трубку. И губы стали медленно растягиваться в непроизвольной улыбке.

— Кто, черт возьми, смог так искривить твою физиономию? Бьюсь об заклад, это был сам Эд Мак Ман.

— Не угадал. — Джек повернулся на стуле к окну и стал смотреть на едва различимую в полуденном солнце линию горизонта. — Это был отец Эйприл. Завтра утром она будет давать интервью на телевидении в прямом эфире.

— Вот это да, черт бы меня побрал! Выходит, мы сами себе вырыли яму. — Помолчав несколько секунд, Франклин заметил:

— А тебя, похоже, совсем и не волнует, что твоя сенсация века, или, уж по крайней мере, этой выборной кампании, провалилась. Тебя обвели вокруг пальца, и кто — твоя бывшая любовница! Должно быть, ты где-то допустил промах, mi amigo[9].

Джек так резко повернулся к столу, что, чтобы остановиться, ему пришлось схватиться за его край руками. Его глаза сузились, а голос стал холодным и жестким.

— Франклин, мы уже одиннадцать лет с тобой коллеги и больше десяти лет — друзья. Но учти, если ты еще хоть раз позволишь себе высказаться о ней неуважительно, то я за себя не ручаюсь.

Вместо того, чтобы обидеться на Джека за его выпад, Франклин усмехнулся и хлопнул себя ладонями по коленям.

— Так вот, значит, откуда ветер дует. Я так и знал, что твое угрюмое настроение и раздражительность имеют еще какую-то причину, кроме того, что ты загружен работой и постоянно недосыпаешь. Как-никак к последним двум тебе не привыкать. И что же, ты поедешь туда?

— Я в Лос-Анджелесе, а интервью она будет давать в Нью-Йорке. Знаешь, я еще никак не могу поверить, что она установила связь со своим отцом, но еще более неправдоподобным кажется то, что она приехала сюда из Мексики, — сказал Джек, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к своему другу.

— Она что, наладила отношения со своим стариком?

— Не думаю, чтобы это действительно было так. Но, судя по словам мистера де ла Торре, они снова разговаривают.

Джек встал и подошел к маленькому столику, стоявшему в углу, чтобы подлить себе кофе. Отпив глоток, он сморщился и выплюнул все, что осталось у него во рту обратно в чашку. Оставив ее на столике, он вернулся на место, бормоча себе под нос ругательства.

— Поезжай к ней.

— Я не знаю, — коротко ответил Джек, разозлившись на досадную, несвойственную ему нерешительность, терзавшую его всякий раз, когда дело касалось Эйприл. — Я знаю, чего ей все это стоит, и боюсь, что в данный момент она меньше всего хочет видеть меня.

— Она не должна знать, что ты будешь присутствовать во время ее интервью. Главное то, чтобы ты все знал. — Франклин встал и, перегнувшись через стол, положил руку на плечо Джека. — И не надо говорить мне никакой чепухи насчет часовых поясов. Садись на самолет, и ты вполне успеешь. — Джек бросил на друга унылый взгляд, и Франклин, засмеявшись, добавил: — Держу пари, если ты пустишь в ход свое неотразимое обаяние, то кассирша не устоит и продаст тебе билет за полцены. А в самолете ты, по крайней мере, сможешь хоть немного поспать.

Сомнений больше не осталось — Джек понял, что он полетит. Франклин был тысячу раз прав. Прав он был и в том, что Эйприл не следовало знать о его приезде. Он будет рядом с ней просто на всякий случай — кто знает, вдруг ей понадобится его помощь.

Но прежде ему необходимо уладить кое-какие дела, кое-кому позвонить, а потом еще встретиться с Франни Стайн-Уайт.

Дрожащей от волнения рукой, Эйприл прикрепила к своему воротнику маленький микрофончик. Она нервничала, сидя в ярком свете направленных на нее прожекторов, и голова, которую она заставляла еще раз продумать свое выступление, никак не хотела слушаться ее.

Прежде чем согласиться на это интервью, Эйприл оговорила ряд условий, касавшихся содержания вопросов, предупредив ведущую передачи, что если та будет пытаться затронуть темы, которые она наотрез отказалась обсуждать, то она просто встанет и уйдет. Эйприл знала, что самым страшным для ведущего прямого эфира является подобный срыв передачи.

Она бросила взгляд на отца, сидевшего в другом конце маленькой студии, все еще не веря тому, что он здесь. Как она и предполагала, латиноамериканское происхождение хорошо маскировало его возраст. Однако, если внимательно присмотреться, то можно было заметить тонкие линии морщин вокруг глаз, а в уголках напряженного рта — складки печали. Эйприл еще была далека от того, чтобы примириться с тем, как он поступил с ней десять лет назад, но, как видно, одиночество — это улица с двусторонним движением, а время стало мудрым учителем как для него, так и для нее. Теперь у нее появилась надежда, и пока этого было достаточно.

Ведущая телеэфира, самоуверенная блондинка, многочисленные достоинства которой были на устах у всей Америки, подсела к Эйприл и стала прикреплять микрофон к своей блузке.