Танго в раю

Джек заметил, что она не называла ничьих имен, и его заинтересовало, кого она хотела защитить. Но он не стал ничего спрашивать, зная по опыту, что если быть терпеливым, она сама все расскажет. И это была одна из самых трудных задач, которую он когда-либо ставил перед собой.

— Я проработала у… в том отеле около пяти лет, когда… — Она замолчала и перевела взгляд на свои руки.

— Не нужно так волноваться, Эйприл. Давай устроим перерыв.

Но она сделала глубокий вдох, напряженная спина выпрямилась, и Джеку пришлось подавить в себе желание улыбнуться. Что бы ни случилось, ее гордость всегда одерживала верх. И он почувствовал, как что-то сжалось у него в груди.

— Мой шеф стал ухаживать за мной, а я не принимала этих его ухаживаний. — Она сказала все это на одном выдохе. Потом бросила быстрый взгляд на Джека и принялась торопливо рассказывать дальше, словно была уверена в том, что если остановится сейчас, то уже никогда больше не осмелится вернуться к этой теме.

— Так продолжалось какое-то время. И каждый раз, когда… Я вежливо отказывала ему, и с каждым разом этот человек становился все отвратительнее. Мне тогда казалось, что после очередного моего отказа, он набрасывался на какую-нибудь другую женщину.

Эйприл быстро наклонила голову и закрыла лицо ладонью. Когда она возобновила свой рассказ, ее голос стал немного мягче, но в нем проскальзывали стальные нотки, пронизывающие холодом.

— К сожалению, так оно и было. Однажды во время обеденного перерыва, я зашла в туалет и обнаружила там одну из своих сотрудниц всю в слезах. У нее была чуть ли не истерика.

Эйприл сделала глубокий вдох и повернула к нему лицо. Оно сильно побледнело, а глаза были какими-то опустошенными.

— Он изнасиловал ее. В своем кабинете. Повалил на пол и… — Она захлебнулась рыданием, и фраза оборвалась.

Джек попытался притянуть ее к себе, но она резко оттолкнула его. Когда она заговорила снова, ее взгляд был жестким и злым.

— Я настаивала на том, чтобы она подробно рассказала мне, что случилось, и убеждала, что вместе мы сможем уличить его в преступлении. Но она отказалась. Боялась опозорить свою семью и потерять работу.

— И что же ты сделала?

Она продолжала, как будто не слышала его, но Джека это не обидело. Он знал, что холодная ярость в ее глазах предназначалась не ему, а тому сукиному сыну, у которого она работала.

— Я рассказала о его домогательствах отцу. Разумеется, я должна была сделать это еще раньше, но я думала, что смогу справиться сама. Мой шеф был другом моего отца, и поэтому мне не хотелось огорчать папу. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ко всему прочему, мне просто было стыдно, словно в этом была и моя вина.

Джек хмыкнул, выражая таким образом свое отношение к ее последним словам, и Эйприл посмотрела на него. Внимательно посмотрела в первый раз за все время их беседы.

— Ты должен понять, что мой отец — человек старой закалки, приверженец старой школы. О да, он уважает женщин… если они во всем с ним соглашаются. Моя мать умерла, когда я была еще подростком, и он постоянно ставил мне ее в пример. Мама тоже была воспитанницей старой школы, которая учила, что единственным предназначением женщины является забота о муже, которому нужно всячески угождать, о семье и о доме — именно в таком порядке. Можешь себе представить, что мы очень часто ссорились из-за этого. — Она позволила себе слегка улыбнуться, но улыбка эта была мимолетной. — Теперь тебе должно быть понятно, почему я молчала. Но после того, что случилось с Франни, я уже не могла молчать. Я чувствовала себя виноватой в том, что не рассказала о его мерзких домогательствах раньше.

— И что сделал твой отец?

— Мой отец… он… он… — На какое-то мгновение она отвела взгляд и сощурилась, чтобы не дать окутавшей глаза влаге превратиться в слезы. Уже в следующую секунду она снова смотрела на Джека. Ее дрогнувший голос вновь приобрел решительность. — Он просто не поверил мне. Сказал, что я неправильно истолковала дружеское отношение к себе. А потом стал обвинять меня в том, что когда я была студенткой, то настояла на том, чтобы жить в общежитии колледжа. По его мнению, общежитие — это рассадник всяческого зла, и девушке из приличной семьи не пристало жить там, среди отбросов общества.

— Ты рассказала ему о своей сотруднице? — Сердце Джека гулко заколотилось, и он почувствовал, как у него зачесались руки. Он готов был выскочить на улицу и пересчитать кому-нибудь ребра. Из беспристрастного слушателя, он вдруг превратился в первобытного человека, одолеваемого бешеным желанием отомстить.

— Нет. В этом не было никакого смысла, Джек, — ответила она и добавила: — Тема была закрыта, и отец запретил мне когда-либо возвращаться к ней. Но я не могла смириться с этим. Я не могла молча носить все это в себе.

— И ты подала на него в суд? Сама? Одна?

К ее гордой, вызывающе-пренебрежительной осанке добавился холодный циничный взгляд.

— Да. Именно так я и поступила.

— Не рассказывай мне больше ничего.