Читаем Танго смерти полностью

Музыка обволакивала их, пеленала и укачивала, Ярош сел по-турецки, положил ладонь на ногу выше щиколотки и незаметно нажал на что-то пальцем. Музыка становилась все громче и громче, пока на середину зала не вышло двенадцать молодых мужчин в белых одеждах, когда они подняли руки вверх, вступили барабаны и флейты, дервиши закружились сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, даже полы их одежд взлетели вверх и стали похожи на волчки. Их вращение казалось чем-то фантастическим, не верилось, что люди способны на такое, а дервиши закрыли глаза и, войдя в транс, уже отключились от окружающего мира, сосредоточившись только на своем танце и контакте с небом. Ярош увидел, как все присутствующие стали покачиваться в такт музыке и тоже закрыли глаза, а через некоторое время незаметно для себя и он закрыл глаза, чувствуя, что какая-то сила отрывает его от земли и поднимает вверх, вот он уже парит в воздухе, потолок исчезает, и голубой простор втягивает его в себя, ему стало страшно, показалось, что он уже никогда не сможет вернуться обратно, но сил открыть глаза не было, хотя темнотой назвать то, что стояло перед его закрытыми глазами, было невозможно – вокруг мерцали звезды, какие-то яркие огни вспыхивали и взрывались, расцветая красочными бутонами, а вскоре он понял, что и сам уже стал кружить в танце, только не на земле, а в воздухе, и огни танцевали вокруг него, а из тех огней выплывали лица, какие-то из них были ему знакомы, какие-то – нет, хотя тех, кого узнавал, он не мог вспомнить по имени, только была уверенность, что он знает, кто это. Чьи-то руки тянулись к нему, он чувствовал прикосновения, теплая ладонь погладила его по лицу, это было очень приятное ощущение, и он хотел ее придержать, поднести к губам и поцеловать, но ладонь исчезла, а в ушах раздался шепот: «там, где цветет гашгаш, под тенью его». Паника охватила его, изо всех сил он пытался стряхнуть с себя этот сон, дернулся, заметался, захотелось как можно быстрее опуститься на землю, открыть глаза и освободиться от пут этой музыки, но музыка не отпускала, она выворачивала его наизнанку, как перчатку, он уже не узнавал самого себя, казалось, кто-то другой вселился в него, но не чужой, кто-то близкий, хотя еще не узнаваемый, кого хотелось приобнять, но продолжалось это недолго, вот уже этот неизвестный покинул его, и эта потеря показалась таким невероятным кошмаром, что Ярош раскрыл рот и закричал, закричал, чтобы тот неизвестный не оставлял его, чтобы еще побыл рядом, но никто, даже он сам, не услышал своего крика, так как кричал он тишиной, беззвучной и глухой, а спустя миг почувствовал, что начинает опускаться, медленно, словно лепесток яблони, подхваченный ветром, музыка становилась тише, затихала, умолкала, и когда ему удалось наконец открыть глаза, то оказалось, что он в зале один. Здесь не было уже никого, исчезли кальяны и кофейники, зато на полу стояли тренажеры, лежали черные матрасы, гири, штанги, свернутые канаты…

Ярош потрогал ногу выше лодыжки, диктофон был на месте, он выключил его и спрятал в карман, потом, шатаясь, как пьяный, поднялся и направился к выходу. В коридоре за столом сидела какая-то бабулька в сером хиджабе, она улыбнулась ему и приветливо закивала головой. На улице он увидел такси, дверца открылась, из нее высунулся таксист и спросил на английском:

– «Золотой Рог»?

Откуда он знает, в какой отель мне нужно? – удивился Ярош, но сел в машину и всю дорогу до отеля провел в каком-то полусомнамбулическом состоянии. Когда же хотел рассчитаться, водитель сказал, что за все уже заплачено.

<p>N</p>

Так вот чинно-благородно и работал я себе в библиотеке, пока не встрял в такую авантюру, что после еле ноги унес. Наш дядя Лёдзё, который был членом ОУН и в глубоком подполье мужественно боролся с польской оккупацией Галичины, вызвал меня как-то на разговор и напомнил, что каждый сознательный украинец должен за свою жизнь посадить дерево, родить пятерых детей и убить врага. Я ответил, что, может быть, мне стоит начать с курицы, потому что убить человека не так-то просто, если до сих пор упражнялся только на мухах и комарах, но дядя объяснил, что врага будет убивать специально обученный боец, а я должен буду только ассистировать, потому что политический атентат – это очень серьезное дело, в котором всегда занята большая группа людей. Итак, сегодня вечером я должен пойти на улицу Фиалковую, дом № 5 и постучать, а когда откроют, спросить: «Крыс травить вызывали?» Ответ: «И мышей тоже». Дядя заставил меня повторить ему обе фразы несколько раз, чтобы не ошибиться, но когда вечером я отправился на эту самую Фиалковую, то никак не мог припомнить, кого я должен сначала травить – крыс или мышей, всю дорогу я и так и сяк прокручивал то, что должен сказать, и в конце концов решил, что не ошибусь, если спрошу и о мышах, и о крысах, для надежности.

Перейти на страницу:

Похожие книги