Танго под прицелом

Арина плюхнула на стол перед травматологом не дамскую сумочку, как тот ожидал, а скорее подобие рюкзака с логотипом Prada и ушла.

«Да уж… всегда Машка любила такие сумки», – печально улыбнулся Максим, машинально заглядывая внутрь.

Так и есть – в сумке нельзя было найти разве что пару малышей, а так имелось все – от кошелька до небольшой фляжки в кожаной оплетке.

– Ты смотри-ка… Мария пить не бросила, похоже. Неужели пьяная за руль уселась? – вслух пробормотал Нестеров, отвинтив крышку и учуяв запах коньяка, и набрал номер лаборатории.

Однако пациентка оказалась трезвой, и Нестерову почему-то стало легче. Много лет назад он безумно любил эту женщину, любил так, что готов был на любые глупости, но потерял.

Максим до сих пор чувствовал свою вину за произошедшее. Вздохнув, он начал застегивать сумку, чтобы убрать в сейф, и тут его внимание привлек потрепанный блокнот в светло-бежевой обложке.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, Нестеров вытащил блокнот и наугад раскрыл его. Клетчатые листки оказались исписаны крупным, неровным почерком – она всегда писала небрежно, но понятно.

Максим опустился на диван и погрузился в чтение.

«Каждое утро вместо зарядки я вскидываю вверх средний палец. Да, вот такая странная привычка образовалась совсем недавно.

Я думаю о том, что происходит сейчас в моей жизни, и злорадно ухмыляюсь, демонстрируя неприличный жест в пространство. Я всех сделала. Всех сде-ла-ла. И горжусь этим, хотя, наверное, не стоило бы. Я знаю, что там, наверху, никого нет, но этот победный жест дает мне иллюзию диалога. Я смогла, снова смогла – и от этого я чувствую вырастающие за спиной крылья.

Мне очень трудно быть мной – меня слишком много, разной, так непохожей одна на другую. Но и выбрать какой-то один образ я уже тоже не могу. Некоторые вещи в жизни происходят как раз из-за вот этого многообразия. Человек видит меня с одной стороны – а потом – бац! – и получите совершенно другое.

Очень маленькому числу людей удается поймать меня внутренне обнаженной, открытой и готовой на все. Я редко демонстрирую эту грань своей натуры – просто знаю, как бывает больно, когда в эту распахнутую сердцевину вгоняют раскаленную иголку. Причинять себе боль с некоторых пор стало неинтересно, более того – невыносимо. Поэтому я предпочитаю не раскрываться. А попробуй загони иголку в твердый панцирь – ага, не вышло? Ну, вот так-то.

Бывают моменты, когда мне очень сложно не «включать мэрика», как называют это те, кто знает меня достаточно близко.

Мэрик – это такой зверек, типа маленькой собачки. Он с виду такой весь испуганный, трясущийся и таращащий глаза из-под хозяйской руки – но попробуйте прикоснуться к нему пальцем – и укус с выбросом яда вам гарантирован, ибо мэрики не выносят, когда их трогают против их желания.

Я – мэрик. Мэрик, искусавший уже добрую половину своих знакомых. Правда, некоторым из них мой яд слаще любых десертов, но меня это волнует мало. Укушенный человек перестает меня интересовать, потому что я знаю – все, он уже никогда не будет прежним. Измененные люди меня не забавляют – их просто нет.