Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза

Петрусь же опасался, как бы она не грянулась в обморок, когда на ее глазах отравленный цианидом Файхен начнет биться в конвульсиях и пускать пену изо рта. Но все произошло так быстро, что Лиза даже не успела испугаться толком. Не до страха было ей, не до угрызений совести. Так же, как и отцу Игнатию, который застрелил фон Шубенбаха, и Петрусю, который начинил цианидом сигареты для шофера и добил гауптмана выстрелами в голову.

Впрочем, Алекс Вернер считал, что львиная доля трудностей досталась именно ему: ведь он звонил отцу в Берлин, потом задерживал разговорами подозрительного и пунктуального фон Шубенбаха… Но в дальнейшем-то он не участвовал. Ему оставалось только волноваться, скрывать свое волнение от окружающих — и ждать, когда к нему придет темноволосый и темноглазый полицейский и принесет морфий для Эриха Краузе.

А морфий еще предстояло раздобыть.

Лишь только было покончено с фон Шубенбахом, Лиза и отец Игнатий направились окольными путями в Липовый тупик и позвонили в дверь фрау Эммы. То есть звонил только отец Игнатий, а Лиза стояла за поворотом лестницы.

Время едва подобралось к половине восьмого утра, и являться в такую пору к хозяйке ночного заведения было, конечно, верхом неприличия, но на том и строился весь расчет. Да и не до приличий было в данной ситуации, вот уж нет!

Долго не открывали, и Лиза уже начала беспокоиться, а не приняла ли фрау Эмма снотворное, чтобы проспать до полудня и хорошенько отдохнуть. Однако наконец раздался знакомый стук каблуков, а потом хриплый, недовольный голос, лишь отдаленно похожий на обычный, с высокомерными интонациями, голос фрау Эммы и вообще не слишком напоминающий женский, спросил, кто там.

— Это я, — с трудом ответил отец Игнатий. — Откройте. Случилось несчастье!

Заскрежетали засовы, дверь открылась — и фразу Эмма издала удивленное восклицание. Лиза знала, кого она видит перед собой: бледного, трясущегося старика с глазами, обведенными черными кругами. Что и говорить, убийство Шубенбаха и быстрая ходьба, почти бег до дома фрау Эммы достались отцу Игнатию нелегко, он никак не мог прийти в себя, все время хватался за сердце, задыхался. Лиза даже боялась, что он может потерять сознание. Но нет, старик приплелся-таки к фрау Эмме и теперь срывающимся голосом, однако непреклонно убеждал ее, что его внучка нынче утром не вернулась домой.

— Успокойтесь, отец Игнатий, — откашливаясь, проговорила фрау Эмма. Ее прокуренный голос звучал теперь мягко и участливо. — Я сама видела, как Лиза уходила из ресторана.

— Не может быть! — упрямо сказал отец Игнатий. — Здесь идти всего ничего, и она давным-давно должна быть дома!

— Вы думаете, что я вру? — начала раздражаться фрау Эмма, которая, конечно, мечтала только о том, чтобы лечь и уснуть. — Говорю же, она ушла! Если не верите мне, идите в ресторан и поищите там вашу драгоценную внучку сами.

— Вы издеваетесь, что ли? — прошипел отец Игнатий. — Ресторан закрыт, там никого нет, кроме сторожа, который не отпирает дверь, а грозится пристрелить меня. Пойдемте со мной, заставьте его открыть. Я сам хочу убедиться, что Лизу не держат силой в этом блудилище.

— Да кому она нужна, силой ее держать? — лающе, словно солдат с промороженным горлом, захохотала фрау Эмма. — И потом, откуда такие словечки вдруг взялись? Блудилище… Несусветный архаизм! С чего бы вдруг? Не вы ли сами умоляли меня взять вашу внучку на работу в «Розовую розу»? Что, вдруг возомнили себе, что она невинная девица? Да бросьте! Ничуть не сомневаюсь, что, прежде чем дезертировать из Красной армии, она переспала со всеми подряд товарищами советскими офицерами, так что отдаваться мужчинам, теперь господам гитлеровским офицерам, ей будет не в новинку.

— Вы можете говорить что угодно, оскорблять нас как угодно, — помолчав, проговорил отец Игнатий таким слабым голосом, что Лиза поняла: силы его на пределе, он еле держится. — Но я умоляю вас пойти со мной сейчас. Я должен убедиться своими глазами, что моей девочки нет в ресторане. Потому что домой она не вернулась. И если ее нет в «Розе», значит, с ней что-то случилось.

— Да что с ней могло случиться? — зло фыркнула фрау Эмма. — Небось уехала с каким-то поклонником, который оказался понастойчивей всех тех, кого она отшила. — И вдруг она резко изменила тон: — Ну ладно, если вы так хотите… Идемте, так и быть. Только подождите минуточку: не могу же я идти в халате по улице, хоть платье надену…

Застучали, удаляясь, каблуки, и Лиза спустилась со ступенек лестницы к двери. Створка тотчас отворилась, и отец Игнатий, еще более бледный и измученный, сделал приглашающий знак.

Лиза бесшумно впорхнула в прихожую и шмыгнула в темный угол, заставленный громоздким гардеробом, откуда отчетливо несло нафталином. Через минуту вернулась фрау Эмма — она успела надеть платье и обмотать непричесанную голову очередным тюрбаном, на сей раз черным, придававшим ей усталый и бледный вид, — и они со стариком вышли из квартиры, захлопнув за собой дверь.