Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник)

Да, ей удалось вовремя остановиться, не ляпнуть вопиющую бестактность. Наверное, не только у женщин не стоит спрашивать о возрасте, но и у таких глубоких, глубочайших, стариков тоже, у таких замшелых, можно сказать, мафусаилов. Ему ж наверняка за девяносто, просто он выглядит моложе! Хотя она не права, этого мужчину никак нельзя назвать замшелым.

— Сказать, что я очень стар, — значит ничего не сказать, — усмехнулся удивительный буржуй. — В июне сорок второго года, когда я познакомился с той девушкой, мне было двадцать семь, стало быть, сейчас… Вот именно! — кивнул он, поняв по священному ужасу в Алёниных глазах, что она уже произвела в уме нехитрое арифметическое действие. — А между тем я еще не впал в маразм, люблю путешествия и неравнодушен к женской красоте. И хочу сказать, что вы чем-то напомнили мне ту женщину. Хотя она была несколько моложе, чем вы, когда погибла… ей было двадцать пять или двадцать шесть лет. А вам ведь, прошу меня извинить, несколько за тридцать?

Нашей героине вообще-то было несколько за сорок, однако она не могла не оценить изящества комплимента и улыбнулась.

— Да, — проговорил старик, испытующе глядя на нее. — Когда я встречаю красавиц разных лет, которые напоминают мне ее, я всегда представляю, какой она стала бы с течением времени, не погибни тем июньским днем, когда подписала мне на память свое фото. Представляю, как она выглядела бы в тридцать, сорок, пятьдесят… в восемьдесят или в девяносто лет… Хотя от души надеюсь, она упокоилась бы гораздо раньше.

— Надеетесь? — изумилась Алёна. — Вы не хотели бы, чтобы она жила долго?

— Я бы не хотел, чтобы она жила чрезмерно долго. Женщины не должны стариться. Они… как бы это сказать… — Он прищелкнул сухими пальцами (с отличным, впрочем, маникюром). — Они изменяются слишком уж безвозвратно!

— Ага, — усмехнулась Алёна чуть обиженно и в то же время с той поразительной свободой, которую она ощущала в присутствии странного собеседника. — Долгожительство — привилегия мужчин. Понимаю. Однако где-нибудь в Америке вас непременно привлекли бы к ответственности за унижение женского достоинства или за что-нибудь еще в таком роде!

— Например? — вскинул старик седые брови.

— Ну… за что-нибудь, — туманно продолжила Алёна. — Американцы уж нашли бы, за что! А вообще-то современная косметология дает женщинам возможность выглядеть очень классно и очень долго.

— Дело не в количестве морщин, вы меня неправильно поняли, — возразил буржуй-шовинист, пожав плечами. — Дело в том, что женщины становятся избыточно мудрыми в преклонных летах. Они теряют способность чему-либо удивляться, и с ними бывает невероятно скучно.

— Конечно, — ядовито хмыкнула Алёна, — а со стариками… я хотела сказать, с мужчинами в летах жутко весело!

— Жутко не жутко, но весело, — сообщил буржуй, назвать которого скромным явно нельзя было даже под пыткой. — Вот вам со мной разве не весело? Признайтесь положа руку на сердце!

Алёна коснулась рукой левой стороны груди, где у людей, как правило, расположено сердце (оговорка необходима, поскольку ей приходилось общаться с особями, как правило, мужского рода, у коих данный орган отсутствовал просто по определению), и призналась:

— Весело.

— Ага! — обрадовался старикан. — А все почему? Потому что я вами восхищен, чего и не скрываю! Засим прощайте, прекрасная дама. Не смею вас более задерживать.

И он галантно посторонился, пропуская Алёну в коридор.

— Спасибо, — от души сказала наша героиня. — Будьте здоровы!

Еще ей почему-то захотелось пожелать ему непременно встретиться на небесах с той, которую он любил, но это было бы… как-то уж… уж как-то чересчур. Поэтому она просто улыбнулась старику на прощание и направилась к двери редакции.

Алёна Дмитриева пришла сюда по делу. Газета «Карьерист» вовсе не являлась органом эгоцентристов и дельцов в одном лице, как можно подумать по названию. Это была деловая, но живая, веселая газета, в которой много писали о хороших книгах (о книгах, между прочим, нашей героини тоже), так что неудивительно, что издание она любила, а с редактрисой газеты по имени Марина даже могла бы подружиться, не будь они обе так сильно заняты каждая своим делом (впрочем, дружить с женщинами у Алёны как-то не слишком получалось, так уж сложилось исторически).