Танганайский лев

Осман остановился, глядя вперед и только что хотел обернуться назад, вероятно для того, чтобы осмотреть и остальные углы хижины или же чтобы подать знак следовавшему за ним Фераджи, когда за стеной, у самых дверей хижины, раздался странный шум. Казалось, будто безмолвные стены домика готовы были обрушиться.

Осман невольно содрогнулся.

На секунду шум и треск смолкли, но вот уж снова что-то загремело и загрохотало под землей точно в момент землетрясения; затем послышался еще один глухой страшно сильный удар, сопровождаемый стонами и криками ужаса и отчаяния, которые как будто исходили из-под земли.

Все это было делом нескольких секунд, но впечатление этого страшного треска, грохота где-то под землей и отчаянные человеческие голоса, доносившиеся из глубины, — все это производило такое потрясающее впечатление, что Осман стоял, точно окаменелый, в тот момент, когда Сузи широко распахнул дверь хижины и первые лучи рассвета озарили розовым блеском стройную фигуру араба.

— С добрым утром, Осман! — насмешливо приветствовал его Симба, выступая из мрака.

Это приветствие показалось Сузи и трем сопровождавшим его неграм столь забавным, что все они громко расхохотались и в свою очередь насмешливо приветствовали пленника теми же словами:

— С добрым утром, господин!

Тогда только очнулся и пришел в себя ошеломленный всем происшедшим Осман. Он отступил назад к открытой дверце трапа, смерив Симбу надменным взглядом, полным непримиримой вражды и ненависти, и грозно замахнулся кинжалом, который держал в руке.

Это было поистине величественная фигура, молодой араб в своем ярко-красном тюрбане и зеленой затканной золотом одежде, с выражением самой отчаянной решимости на красивом, надменном лице.

Симба тотчас же понял, что Осман будет сопротивляться до последнего, и ему стало жаль его. Там, внизу, и без того уже было пролито немало крови. Не подлежало сомнению, что низвергнутый в глубину ущелья громадный ствол, на котором держался канат, убил наповал Фераджи, а многих из его товарищей, частью убил, частью ранил. К чему было еще проливать и эту кровь без всякой пользы для себя?

Что выиграл бы с этой смертью Мудима или сам он?

Напротив, только тогда, когда любимец Солимана, его ближайший родственник находился в их руках в качестве пленного, они могли ставить Солиману какие им заблагорассудится условия и отвратить войну.

Поэтому рассудок и доброе сердце одновременно повелевали Симбе пощадить жизнь молодого араба.

— Осман, — сказал он почти дружелюбным тоном, — брось свой кинжал и сдайся! Ты — наш пленник. Я возьму тебя к себе и, вероятно, возвращу Солиману!

Но действие этих слов невольно поразило даже самого Симбу.

— Осман не сдается никогда! — гневно и хрипло крикнул он. — Чтобы я был рабом? Я! Осман?! Нет! Лучше я разом кинусь вниз головой в эту пропасть! — И он уже сделал движение, чтобы откинуть трап, но в этот самый момент к нему проворно подскочил Инкази, намереваясь помешать ему, а также и Сузи с ружьем в руках.

В этот момент произошло нечто, в чем никто не мог дать себе ясного отчета.

Все видели, что Осман вдруг обернулся в сторону Инкази и, ловко увернувшись от него, вонзил кинжал глубоко в грудь своего врага. Громко вскрикнув, Инкази повалился на землю, но в тот же самый момент на голову его противника грузно опустился приклад ружья здоровенного Сузи, — и сраженный этим ударом Осман упал с раздробленным черепом на своего поверженного врага.

Симба не успел воспротивиться случившемуся, не успел предотвратить ни того, ни другого рокового удара; все это произошло с быстротой молнии.

Он склонился над своим юным другом; из страшной раны в груди струилась темная густая кровь; на губах тоже выступала кровавая пена.

Симба бережно поднял его на руки и вынес, как ребенка, на порог хижины.

Первые лучи восходящего солнца ласково заиграли на мертвенно бледном лице умирающего юноши. Инкази медленно сомкнул веки. Неужели он в последний раз видел солнечный свет? Неужели этой молодой жизни пришел конец?

Глава X Муциму гневается

Предчувствие Мудимы. — Солиман колеблется. — Потрясающее событие. — Святотатство против Муциму. — У тела Османа. — Смертельные враги. — Возвращение в Удшидши. — Осторожный капитан. — Муциму гневается. — Последний взгляд на «Змею».

С восходом солнца вернулся Мудима со своего поста. Враг не показывался с той стороны. Теперь его ужасно тревожила мысль о том, что произошло в эту ночь там, у потайного хода. Удался ли план его названного брата? Попался ли Солиман в западню? О, если бы только он мог увидеть Солимана пленником в крепости Мудимы. Этого Солимана, с которым он уже столько лет имел счеты, видеть его в своей власти! О, какой радостью, каким упоением наполняла эта мысль душу старого Мудимы!