Танец в ритме дождя

– Ну вот теперь дай-ка мне обнять тебя наконец! – весело воскликнул Алексей и обнял так, что у нее все косточки хрустнули, но было вовсе не больно – было так здорово! Только в его сильных, с юности натренированных руках (Алеша занимался боксом) она впервые почувствовала, какое счастье быть слабой и не стесняться, а радоваться этой слабости. Потому что ее слабость наделяла его силу чертами бережной чуткости и благородства. Ее хрупкость и беззащитность были тем источником, который неизменно питал его силы, и духовные, и физические… Вера порой удивлялась, как, словно по мановению волшебной палочки, день ото дня прояснялось его лицо, как горели глаза и свет их становился все глубже, все проникновеннее, как после бурных ласк он, полный сил, кидался к мольберту или на кухню – готовить изысканный ужин, вечно придумывал что-нибудь вкусненькое, пока она приходила в себя… Казалось бы, обычно бывает наоборот. Но он, приникая к любимой, как к живительному источнику, превращался в былинного богатыря, припадающего к земле-матушке… И та неизменно одаривала его силушкой богатырской…

– Ты ела? Так, вижу – конечно же нет! Сейчас что-нибудь приготовлю. – Алеша метнулся к шкафчику, где у него всегда хранилось что-нибудь на закуску: фрукты, орешки, сладости, бутылочка вина… Сам он предпочитал виски. Не успев открыть створки шкафчика, он остановился как вкопанный, словно внезапно вспомнил о чем-то важном. А потом уже более ровным шагом вернулся к Вере на кухню. – Знаешь, ты пока отдохни, умойся – горячую воду еще не отключили…

– А ты? – с удивлением вскинула на него глаза Вера.

– А я быстренько к Москвареке загляну…

Москварека – таково было прозвище Алешиного приятеля – художника, работавшего в манере соц-арта и в данную пору своей творческой биографии рисовавшего тысячекратно увеличенные этикетки минеральных вод. Этикетки рисовал он один к одному, с точностью как в аптеке, и эта немыслимая художественная продукция, вызывавшая радостный гогот наших и умиление иностранцев, пользовалась бешеным спросом. Москвареку звали Шурой, у него была прелестная маленькая жена Марья, окладистая курчавая борода и неизменные – зимой и летом – кирзовые сапоги, которых он, кажется, никогда не снимал! Москварека жил широко, человеком был щедрым, а поскольку он никогда материально не бедствовал, друзья частенько брали у него взаймы, когда отдавая долг, а когда и нет…

– К Москвареке? – переспросила Вера. – А что, у нас деньги кончились? Ведь были, когда я уезжала…

– А, это потом. Все потом… – Ей показалось, что Алексей заметно помрачнел при упоминании о деньгах.

«Ох, не надо было говорить об этом… А то прямо как постылая прижимистая жена! Куда дел да на что… Дура!»

На этом внутренний монолог ее оборвался, потому что Алеша вдруг так на нее посмотрел – она могла не сомневаться, что за этим взглядом последует… И точно, он мгновенно подхватил ее на руки, не дав даже умыться с дороги, и со словами «Как же я по тебе соскучился!» увлек Веру на их узенький старый диванчик, стоявший в углу мастерской…

…Когда они смогли оторваться друг от друга, был уже вечер. Вера, все еще улыбавшаяся блаженной улыбкой и вся светившаяся от счастья, босиком, на цыпочках проскользнула в ванную. А когда спустя минут пять она вышла оттуда, Алеша… спал как убитый.

Это было так на него не похоже! Вера всегда удивлялась тому неиссякаемому притоку энергии, который возникал в нем после любви. А тут… Он лежал обнаженный, скульптурно изваянный торс его был расслаблен. Но эта расслабленность каждой мышцы, каждого мускула только еще больше подчеркивала их живое, естественное совершенство. Он спал и улыбался во сне. Такое полное расслабление обычно наступает после предельного напряжения.

«Милый мой! – мысленно улыбнулась Вера, глядя на своего любимого. – До чего же ты устал… Замучился тут без меня… Наверное, ночами не спал, работал… А при такой сумасшедшей работе, я знаю, ты ведь не ешь совсем… Только куришь одну за одной. Ну ничего, я здесь, рядом с тобой, и мы сейчас все наладим. И обещаю тебе, что я больше никогда не уеду одна, без тебя! Я никогда тебя одного не оставлю!»

Она тихонько оделась, решив сама сходить к Москва-реке, чтобы не тревожить Алешу. Пока он спит, она сбегает в магазин и приготовит ужин – не все ж ему ее баловать! Пора ей браться за ум… Медовый месяц не может длиться вечно, она теперь не просто возлюбленная – хозяйка! И это ощущение было восхитительно!

Проходя на цыпочках мимо завешенного куском ткани портрета, установленного на мольберте, Вера не удержалась от искушения. Судя по всему, портрет ее был закончен, так почему бы ей не взглянуть на него, пока творец почивает, устав от трудов… Обычно Алеша сам сообщал ей, когда можно смотреть: готова вещь или нет… Он не любил, когда кто-то, не исключая и Веры, любопытствовал раньше времени. Или тем более во время работы стоял у него за спиной…