Джереми стал проводить все больше времени в квартире Мэри и Анны, и вскоре фонарный столб лишился старого друга. Каждый раз он приносил что-нибудь с собой: шоколадку для Анны или свежую рыбу, которую Мэри готовила на ужин. По мере того как Джереми обретал уверенность в себе, его речь становилась все более гладкой. Благодаря мягкой поддержке со стороны женщины и ребенка, общение давалось ему все легче. Шли недели, и Мэри стала замечать, что его тонкие черты уже не кажутся такими заостренными — возможно, этому способствовали большие порции, которые Мэри накладывала в его тарелку на ужин, а руки Джереми все увереннее управлялись с ножом и вилкой. Иногда Мэри замечала у него проблески чувства юмора и чувствовала, что он не просто хорошо образован, но и обладает незаурядным умом. Доброта, мягкость и внимательность Джереми, особенно по отношению к Анне, с каждым днем все больше располагали Мэри к нему. А когда Джереми немного восстановил здоровье, и из его бездонных зеленых глаз исчезло затравленное выражение, Мэри поняла, что он очень привлекателен внешне.
Однажды вечером, укладывая Анну спать, Мэри размышляла о том, что с появлением в их жизни Джереми девочка тоже расцвела.
— Мэри, я так счастлива, — вздохнула она, откинувшись на подушку.
— Я очень этому рада, дорогая.
— Да... — пробормотала Анна. — Ты, я и Джереми — мы как будто настоящая с-семья, правда?
— Да, наверное. А теперь закрывай глазки и постарайся уснуть.
Мэри вышла из спальни девочки и, вернувшись к швейной машинке, поняла, что не может сосредоточиться. Она выглянула из окна — у фонарного столба никого не было. Теперь, выйдя от них, Джереми практически никогда не останавливался там. Мэри по-прежнему знала о нем очень мало. И не было никакой гарантии, что однажды он не исчезнет из их жизни навсегда. От мысли, что Анна снова потеряет человека, к которому так привязалась, у Мэри закружилась голова.
Но ведь и она сама...
У Мэри заколотилось сердце, когда она осознала, что не только Анна не сможет прожить без их нового друга. В Джереми было нечто, заставлявшее вспомнить о последней встрече с Шоном. Ей так же хотелось защитить Джереми, как своего жениха. И он так же притягивал ее...
Мэри мысленно одернула себя. Нужно немедленно положить конец этому вздору. Она — сирота из Ирландии, так и оставшаяся незамужней, в прошлом — прислуга в богатом доме. А Джереми Лангдон — настоящий джентльмен. Он просто их друг, человек, переживший страшную трагедию, которому она сочувствует. Так все и должно оставаться.
Несколько дней спустя в дверь постучали. Мэри очень удивилась — Анна была в балетном классе, и клиентов она не ждала — и, подойдя к двери, открыла ее.
— Джереми, — изумленно произнесла она. Обычно его
приводила Анна, сам он еще ни разу не заходил. — Я... С гобой все в порядке?
— Н-нет.
Он был бледный как мертвец. По выражению его глаз Мэри поняла: что-то случилось.
— Заходи. Анна еще не вернулась. Но мы можем выпить чая, пока будем ее ждать.
— Я хочу п-поговорить с тобой. Без Анны.
— Хорошо, ты пока располагайся тут, а я заварю чай.
— Н-нет! Я хочу п-поговорить, а не п-пить чай.
Мэри заметила, что Джереми заикается гораздо сильнее, чем обычно в последнее время. Она проводила гостя в гостиную и усадила в его любимое кресло.
— Джереми, ты уверен, что ничего не хочешь? — спросила Мэри и, взяв стул, устроилась напротив него.
— Моя к-крестная умерла вчера вечером.
— О, Джереми, дорогой, мне так жаль.
— Я... — Джереми приложил трясущуюся руку ко лбу. Слезы хлынули у него из глаз. — П-прости, — сказал он. — Единственный человек, к-который... — он поперхнулся, — и заботился обо мне. Любил меня. К-как же мне теперь быть?
В отчаянии он втянул голову в плечи. Мэри была не в состоянии видеть его страдания и сделала единственное, что могла, — наклонилась к нему и обняла.
— Вот так, — шептала она, баюкая его, словно ребенка, н поглаживая его мягкие волосы. — Поплачь, в этом нет ничего дурного.
Джереми продолжал всхлипывать, и Мэри крепче обняла его.
— Джереми, я рядом с тобой, и Анна тоже. Ты дорог нам обеим.
Он перевел на Мэри взгляд, полный боли.
— Д-дорог вам? Я, п-полная развалина? Но почему?
— Потому что ты хороший, добрый человек. И не виноват в том, что случилось с тобой на фронте. Это ведь не изменило твоей души, верно?
Джереми так низко опустил голову, что Мэри пришлось сесть на пол, чтобы увидеть его лицо. Он прижался к ее плечу.
— Мои родители т-так не считают. Им п-противно видеть, во что я превратился. Они стыдятся меня и х-хотят спрятать от чужих глаз.
— Пресвятая Богородица! — Мэри в ужасе содрогнулась. — Мне так жаль, что тебе пришлось пережить такое. Но я уверена: ты ничуть не изменился и по-прежнему такой же, каким был всегда. И еще, Джереми, ты всегда должен помнить вот что: война — жуткое испытание для вас, мужчин. Мы ведь даже не подозреваем, что вам пришлось пережить ради нашей свободы.
— Т-ты так думаешь?