Танец отражений. Память

— Праздники кончаются через три дня, с кострами Зимнепраздника. Если мои… наши родители действительно уезжают в Округ, то, наверное, я буду жить то тут, то там, пока СБ не разрешит мне вернуться к работе. В Хассадаре в это время года немного теплее, чем в Форбарр-Султане. О… я буду рад, если ты поедешь со мной. Если захочешь.

— Спасибо. Я согласен.

— Что ты намерен делать?

— Когда твой отпуск по болезни кончится, я, наверное, поступлю в один из ваших колледжей.

— Какой именно?

— Если граф с графиней будут главным образом жить в Хассадаре, то, наверное, в Окружной колледж.

— Гм-м… Должен тебя предупредить, что там народ несколько более… неотесанный, чем в столице. Ты столкнешься со старомодными барраярскими взглядами.

— Хорошо. Именно это мне и надо. Я должен научиться принимать такие нападки, не убивая никого.

— Э-э… верно, — согласился Майлз. — А что ты будешь изучать?

— Не имеет значения. Просто я получу официальный статус студента и возможность изучать людей. Данные мне может выдать и машина. Но что касается людей, тут у меня прокол. Столько надо узнать. Мне надо знать… все.

Еще один вид голода — ненасытная жажда знаний. Аналитик Службы безопасности, несомненно, должен владеть огромнейшей базой данных. Те люди, которых он встречал у кофейного автомата в штаб-квартире СБ, вели друг с другом остроумные беседы на самые разнообразные темы. Если он хочет соревноваться с этой компанией, надо пошевеливаться.

«Не соревноваться. Победить».

Майлз рассмеялся.

— Что тебя насмешило?

— Я просто думаю, чему ты научишь Хассадар.

Лимузин въехал в ворота резиденции Форкосиганов и затормозил.

— Может, я встану пораньше, — сказал Марк. — Очень много дел.

Майлз сонно улыбнулся, совсем растекшись на сиденье:

— Добро пожаловать к началу.

Память (Пер. с англ. О. Косовой)

Глава 1

Майлз очнулся. Сознание, казалось, растворилось в каком-то бессвязном сне, непонятном и медленно таявшем. От мысли, что он снова убит, его бросило в дрожь, и он дрожал до тех пор, пока память и разум не вернулись к нему.

Тем временем прочие его органы чувств пытались провести инвентаризацию. Так, он в невесомости, его короткое тело лежит, привязанное к какой-то поверхности и завернутое во что-то вроде тонкой медицинской фольги. «Ранен?» Вроде бы все на месте. На нем по-прежнему мягкий комбинезон, который он надел под боевую броню. А вот брони уже нет. Привязан не крепко. Многократно профильтрованный воздух, сухой и прохладный, щекочет ноздри.

Майлз осторожно высвободил руку, стараясь не повредить фольгу, и коснулся лица. Ни датчиков, ни проводов. Крови тоже нет. «Где моя броня, оружие и командирский шлем?»

Спасательная операция шла гладко и без эксцессов, как любая нормальная спасательная операция. Они с капитаном Куин и дендарийцами проникли на пиратский корабль, легко обнаружили гауптвахту. Там нашли пленного курьера барраярской Службы безопасности, лейтенанта Форберга, оглушенного наркотиками, но живого. Медтехник после беглого осмотра сообщил, что у заложника нет ни химических, ни механических ограничителей, и они все дружно и весело двинулись по темным коридорам к боевому катеру дендарийцев. Пираты, сильно занятые другими делами, даже не попытались на них напасть. Так что же пошло не так?

Доносившиеся звуки были привычными и мирными: попискивание медицинского оборудования, шелест воздушных фильтров, работающих в обычном режиме, приглушенный гул голосов. Послышался чей-то низкий животный стон. Майлз облизал губы — убедиться, что этот звук издает не он. Он сам, может, и не ранен, но кому-то явно не повезло. Слабый запах антисептика. Майлз распахнул глаза, готовый мгновенно изобразить беспамятство, если вдруг окажется, что он на вражеском корабле.

Но он — в целости и сохранности, хотелось бы думать — находился на дендарийском боевом катере, привязанный к носилкам в кормовом отсеке. Зрелище переносной станции медпомощи было вполне привычным, хоть с позиции раненого он видел ее впервые. Медтехник Синего отряда стоял спиной, склонившись над носилками, закрепленными у противоположной стены. На них кто-то лежал. «Всего лишь еще один раненый». Можно бы добавить «Прекрасно», только вот фокус в том, что раненых не должно было быть вообще.

«Лишь один раненый», — мысленно поправил себя Майлз. Голова в основании черепа раскалывалась от боли. Но ведь он не ощущает ни ожогов от плазмотрона, ни последствий удара нейробластера. Нет ни инжекторов, ни капельниц, вливающих в вены кровь или синергин. Не чувствуется одурманивающего воздействия болеутоляющих препаратов. Ничто не сковывает движений. Головная боль такая, как бывает после парализатора. Но как мог парализатор пробить боевую броню?

Медтехник, все еще в броне, только без шлема и перчаток, обернулся и увидел, что Майлз открыл глаза.

— Очнулись, сэр? Сейчас позову капитана Куин.

Он быстро склонился к Майлзу и посветил в глаза, проверяя реакцию зрачков.

— Сколько… я был в отключке? Что произошло?