Пытаясь отследить их, он почти мгновенно заработал головную боль. Это было не устойчивое, ровное движение видеокамеры на подвеске, не панорамная съемка «наездом» — но отрывистые, вырванные из изображения кадры, результат реального движения головы. Он замедлил воспроизведение, чтобы посмотреть на себя самого в лифтовом вестибюле — на взволнованного коротышку в сером камуфляже, со сверкающими глазами на неподвижном лице. «Что, я действительно так выгляжу?» Под просторным комбинезоном уродство его фигуры было не столь заметно, как он себе воображал.
Он устроился так, чтобы смотреть глазами Тонкина, и двинулся вместе с ним в быстрое путешествие по лабиринту зданий, туннелей и коридоров Бхарапутры; весь путь, вплоть до финального залпа в конце. Торн точно процитировал слова Норвуда: фраза была произнесена прямо перед видеокамерой. Хотя со временем он ошибся — Норвуд отсутствовал одиннадцать минут, по объективному хронометру шлема. Снова появилось лицо раскрасневшегося, запыхавшегося Норвуда, раздался торопливый смешок — и, секунду спустя, удар гранаты, взрыв… Чуть не нырнув в сторону, Марк спешно выключил комм и оглядел себя, словно почти ожидал увидеть отметины очередной смерти, брызги крови и мозгов.
«Если тут и есть какая-то подсказка, то раньше.» Марк запустил программу снова, от момента выхода из вестибюля. Просматривая в третий раз, он замедлил воспроизведение и глядел шаг за шагом, изучая каждый из них. Терпеливая, скрупулезная, самозабвенная сосредоточенность была почти приятна. Мельчайшие подробности — в них можно затеряться, они как анестезия для измученного болью рассудка.
Он поднял глаза и увидел, что Ботари-Джезек наблюдает за ним. И давно она здесь сидит? Она расслабилась в кресле, скрестив в щиколотках длинные ноги и сплетя длинные пальцы. — Что поймал? — тихо спросила она.
Он вызвал голокарту полупрозрачного здания, со светящимися внутри нее линиями движения Норвуда и Тонкина. — Не здесь, — показал он, — а вон там. — Он поставил в медкомплексе метку совсем в стороне от маршрута, которым двигались дендарийцы с криокамерой. — Вот
Ботари-Джезек выпрямилась. — А это возможно? У него было так мало времени!
— Не просто возможно. Легко! Упаковочное оборудование полностью автоматизировано. Все, что от него требовалось — завести криокамеру в паковочную машину и нажать кнопку. Роботы даже доставили бы ее в погрузочный отсек. А это место оживленное — там получают припасы для всего комплекса и отправляют все что угодно: от дисков с данными до замороженных органов для трансплантации, генетически измененных эмбрионов или спасательного оборудования для поисковых команд. Такого, как отремонтированные криокамеры. Все что угодно! Почта работает круглосуточно, а с нашим налетом ее должны были эвакуировать в спешке. Пока работал упаковочный агрегат, Норвуд мог составить на компьютере багажный ярлык. Прилепил его на криокамеру, передал ее транспортному роботу — а затем, если я верного мнения о его сообразительности, затер запись в файле. И помчался со всех ног обратно к Тонкину.
— Значит, криокамера лежит запакованная в погрузочном отсеке на планете! Подожди, я сейчас сообщу Куинн! Думаю, нам лучше сказать бхарапутрянам, где им искать…
— Я… — поднял он ладонь, останавливая ее, — я думаю…
Она вгляделась в него и, прищурив глаза, откинулась назад во вращающемся кресле. — Думаешь что?
— Прошел почти целый день с тех пор, как мы взлетели. Мы сказали бхарапутрянам о поисках криокамеры больше полусуток спустя. Если бы эта криокамера по-прежнему лежала в погрузочном отсеке, то, по-моему, они бы ее уже нашли. Автоматизированная система отправки
Ботари-Джезек сидела недвижно. — А мы как? — вопросила она. — Боже правый, если ты прав, она может быть на пути