Танец отражений

– История повторяется. – С трудом приподнявшись на локте, граф строго добавил: – Смотри, чтобы она не повторилась, мальчик! – И снова откинулся на подушки. Графиня успокоилась. – Надо признать, Элен умнее отца, – печально заметил он.

Графиня закончила массаж.

Эйрел нахмурился, очевидно, пытаясь сформулировать более полезный совет.

– Когда-то я думал… конечно, я понял это уже в старости… что нет более страшной судьбы, чем стать ментором. Быть в состоянии объяснить, что надо делать – и не в состоянии сделать самому. Послать своего воспитанника вперед, яркого и красивого, чтобы он принял огонь вместо меня… Но, кажется, я узнал и кое-что похуже. Послать ученика, не имея возможности как следует его обучить… Будь умным, мальчик. Уворачивайся. Не отдавай победы врагу заранее, в своих мыслях. Потерпеть поражение ты можешь только здесь.

Граф прикоснулся пальцами к вискам.

– Я пока даже не знаю, кто мои враги, – виновато сказал Марк.

– Не беспокойся, они сами тебя найдут, – вздохнул граф. – Люди сами выдают себя: словами, поступками. Если ты терпеливо молчишь и не мешаешь им, и не торопишься настолько, что становишься глух и слеп, как крот. Верно?

– Наверное, так, сэр, – ответил озадаченный Марк.

– Ха! – граф окончательно задохнулся. – Сам увидишь, – просипел он.

Графиня пристально посмотрела на него и встала.

– Ну, – Марк отрывисто кивнул, – до свидания.

Его слова беспомощно повисли в воздухе. Он судорожно сглотнул, осторожно приблизился к графу и протянул руку.

Граф быстро и сильно сжал ее. Рука у него была большая, с квадратной ладонью и крепкими пальцами: рука для лопаты и кирки, сабли и ружья. Ладонь Марка рядом с ней показалась по-детски маленькой и пухлой. У них не было ничего общего, кроме рукопожатия.

– Смерть врагам, мальчик, – прошептал граф.

– И вам тем же концом по тому же месту, сэр.

Отец хрипло рассмеялся.

Этим вечером, в свой последний день на Барраяре, Марк сделал еще один вызов по комму. Он прокрался в комнату Майлза, чтобы воспользоваться его комм-пультом – не то чтобы по секрету, но все же не при всех. Минут десять он молча смотрел на потухший экран и наконец порывисто набрал номер.

Когда отзвучал сигнал вызова, на экране возникла светловолосая женщина средних лет. Прежде, наверное, она была потрясающе красива, но и теперь казалась сильной и уверенной. В голубых глазах горели веселые искорки.

– Дом коммодора Куделки, – официально произнесла она.

«Это ее мать!» Марк с трудом поборол ужас и дрожащим голосом проговорил:

– Можно мне поговорить с Карин Куделкой, сударыня?

Светлая бровь чуть приподнялась.

– Кажется, я знаю, кто вы, но… как мне сказать, кто ее спрашивает?

– Лорд Марк Форкосиган, – с трудом выдавил он.

– Секунду, милорд. – Изображение исчезло, и он услышал удаляющийся голос: – Карин!

Потом послышался приглушенный стук, неясные возгласы, вскрик, и смеющаяся Карин воскликнула:

– Нет, Делия, это меня! Мама, пусть она уйдет! Меня, только меня! Уходи!

Стук двери, судя по всему, кого-то прищемившей, вопль и еще один, более решительный хлопок.

На экране появилась Карин Куделка, запыхавшаяся и взъерошенная, и, радостно блеснув глазами, сказала:

– Привет!

Если это был и не точь-в-точь такой взгляд, какой леди Кассия подарила Айвену, то по крайней мере что-то очень похожее.

– Здрасьте, – взволнованно сказал он. – Я хотел попрощаться.

Нет, это слишком внезапно…

– Что?!

– Э-э, извините, я не совсем то хотел сказать. Но я скоро улетаю с планеты, и мне хотелось перед отъездом поговорить с вами еще раз.

– А. – Ее улыбка погасла. – А когда вы вернетесь?

– Точно не знаю. Но когда вернусь, хотел бы снова вас увидеть.

– Ну… конечно.

«Конечно!» Сколько в это «конечно» можно вложить радостных предположений!

Она прищурилась:

– Что-нибудь случилось, лорд Марк?

– Нет, – поспешно ответил он. – Э-э… Я только что слышал голос вашей сестры?

– Да. Мне пришлось от нее запереться, иначе она встала бы передо мной и начала корчить рожи. – Искреннее негодование Карин продержалось всего секунду, а потом она добавила: – Я всегда так делаю, когда ей звонят молодые люди.

Он – молодой человек. Как… как нормально! Несколькими вопросами он вызвал ее на рассказ о сестрах, о родителях, о ее жизни. Частные школы, любимые дети… Семья коммодора была зажиточной, но барраярский культ работы внушил им страсть к образованию и жизненному успеху: идеал служения пронизывал всю их жизнь, увлекая их в будущее. Он весь пропитался ее словами, мечтательно сопереживая. Она такая мирная, такая настоящая! Никакого надлома, никакого уродства. Его разум согрелся, насытился и стал счастливым: ощущение почти эротическое, но без угрозы. Увы, вскоре Карин заметила, что он почти все время молчит.

– Боже, я совсем вас заболтала! Извините.

– Нет! Мне нравится вас слушать.

– Вот это что-то новое. У нас в семье мне и слова не удается вставить. Я до трех лет вообще не говорила. Меня даже к врачу повели. Оказалось, дело в том, что сестры все время отвечали за меня!

Марк рассмеялся.

– А теперь все говорят, что я наверстываю упущенное.

– Насчет упущенного я прекрасно понимаю, – невесело сказал Марк.