Танец на тлеющих углях

И тут Шибаеву пришло в голову, что, возможно, не все так просто, как ему кажется, что она не сводит счеты с убитым и не пытается вызвать к себе сочувствие, а исповедуется и кается. А он, Шибаев, здесь сейчас в роли исповедника, и она рассказывает ему о своих грехах, ему, единственному, о том, чего никогда и никому больше не расскажет! Она желала мужу смерти, и вот он умер! И теперь ей страшно, ей нужно выплеснуть из себя мутную гремучую смесь из ненависти, вины и страха…

Кто поймет, что творится в душе другого человека, особенно если человек этот женщина, тонкая и нервная, с одной серьгой и вообще художница? С легкой руки романтика-психолога Алика Дрючина запущенное им определение «женщина с одной серьгой» приобрело статус термина и даже диагноза. Шибаев не смог бы объяснить толком, что это значит, он лишь смутно чувствовал…

Он положил руку ей на плечо и встряхнул. Она запнулась и замолчала, словно ее выключили. Смотрела сосредоточенно на свои открытые пустые ладони.

– Что за человек компаньон твоего мужа? – спросил он буднично.

Она не удивилась. Ответила без выражения:

– Петя Воробьев, такая же акула, сильный, жесткий, но дипломат в отличие от Толи. Иезуит. Они все в бизнесе готовы сожрать друг друга. Когда-то мы дружили семьями, последнее время уже нет.

– Что будет с бизнесом?

– Петя уже звонил, выражал соболезнования, говорил, как трудно будет мне вникать. И его половина звонила, сокрушалась, выспрашивала. Три года назад погиб третий совладелец – они начинали втроем, и они выкупили бизнес у вдовы. Сейчас Петя не прочь проделать то же самое… когда пыль уляжется. Или просто взять, если не уляжется. Мне все время звонят знакомые, телефоны разрываются, выражают соболезнования, подыхают от любопытства… даже те, кто давно не звонил, как гиены, почуявшие падаль!

Ты извини, что я тебя позвала, у меня никого нет… ближе, я сейчас как зачумленная.

Она наконец взглянула ему в глаза, неуверенно, несмело. И столько было достоинства в ее взгляде, так она напоминала сейчас женщину с черно-белой фотографии, которой восхищался Алик Дрючин, только серьги не было, что Шибаев, подпадая под ее «эманацию» (он спросил у Алика, что это значит, но тот так и не ответил), привлек ее к себе. Она припала к его груди и снова расплакалась, громко и отчаянно, но уже по-другому, словно почувствовала облегчение, переложив на него часть своей ноши, а он эту ношу принял…

Он гладил ее по спине, по торчащим острым лопаткам, чувствуя, как нарастает в нем желание. Она подняла голову, и он стал целовать ее горячие соленые губы, заплаканное лицо и глаза. Она отвечала, легко постанывая, запустив пальцы ему под рубаху, лаская, царапая, скользя ногтями по коже…

– Я хотел тебе сказать, что знал о твоем муже и о тебе… – произнес Шибаев, когда они лежали на диване после близости, сладкой и бурной.

– Знал? – Она привстала на локте, заглянув ему в лицо. – Ты знал Толю? Откуда?

– Я не знал твоего мужа, я узнал о нем две недели назад. И о тебе. Человек, назвавшийся именем твоего мужа, попросил… одним словом, он сказал, что подозревает тебя в супружеской неверности, и попросил меня представить доказательства…

– Что? – Ирина вскочила, стояла нагая перед Шибаевым. – И ты… Ты! Ты поэтому… со мной?

– Нет. – Шибаеву было паршиво, как никогда раньше. Все нужно делать вовремя, опоздал он со своими признаниями. – Я частный детектив… – Он почувствовал неловкость, как всегда, когда приходилось объяснять, кто он есть. – Это моя работа.

– Выслеживать и шпионить? – В ее голосе звучало презрение.

Шибаева словно плетью стегнули.

– Да! – резко выговорил он, тоже вскакивая с дивана. Теперь они стояли друг против друга. – Выслеживать и шпионить! Лучше, чем ничего. А с тобой получилось… случайно. Я не нанимал тех алкашей, которые тащили тебя в подвал. И к тебе домой не напрашивался, если помнишь. И не я бежал за тобой пять кварталов, как ты выразилась. Я не должен был ехать с тобой в Ольшанку, допускаю, я не должен был спать с тобой, но что случилось, то случилось.

– Спать? Это для тебя только… спать? – Она нагнула голову, словно собиралась его боднуть, раздувая ноздри.

– А для тебя это что, любовь с первого взгляда? Ты сразу дала мне понять, что у тебя есть любящий муж и ты никогда его не бросишь… Что у тебя и раньше бывали любовники. Ты привела в дом незнакомого мужика, которого видела раз в жизни, и…

– Заткнись!

Она влепила ему пощечину. Шибаев изумился. Это была первая пощечина в его жизни, полученная от женщины. До сих пор руку на него пытались поднимать лишь мужчины и, как правило, быстро раскаивались в этом. Перед ним стояла незнакомая Ирина – яростная, ощетинившаяся, и эта Ирина умела за себя постоять. Шибаев, недолго думая, ответил тем же. Она отшатнулась, схватилась за щеку.

– Как ты смеешь? Подонок!

– Извини! – Он уже пожалел о том, что сделал. – Извини. Это для меня не только… спать, можешь мне поверить.

– У тебя есть кто-то? – вдруг спросила она.

Шибаев ответил не сразу, не привык еще к скачкам ее мысли.